Брайан Стэблфорд - Центр не удержать

"Ну и какой же здесь выбор? — спросил я сам себя. — Есть ли он вообще и насколько применим?" А был ли выбор у Персея, которого избрали капризные Олимпийцы. Сами боги были слугами неумолимой судьбы — трех сестер, плетущих нить жизни, трех беспощадных Парок.

Я поглядел на весла — они все еще скребли по поверхности водорослей, хотя и с меньшим рвением. Их работа напоминала мне жука, перевернутого на спину и в немощном отчаянии дергающего лапками. Тут появилась идея, и я перевел взгляд на богиню.

— Сколько человек в команде корабля? Нельзя ли изменить их движущую силу?

— Команда — это мы, — бесхитростно ответила она. — Он — наше тело, такое же, как и это. — Она показала на грудную клетку.

Говоря «мы», она, естественно, имела в виду Девятку, а не трех застрявших в глубинах Асгарда страдальцев.

— Тогда надо попробовать не плыть, — посоветовал я, — а ползти. Надо переделать лопасти весел в лапы, а сами весла — в ноги, вроде как у насекомого. Если водоросли достаточно прочны, они выдержат нас, тем более что наш вес правильно распределен.

Она тут же уставилась на весла, и глаза у нее снова заблестели — ведь решение могло оказаться спасительным. Я смотрел на нее, а весла в это время перестали бессильно дергаться. Лопасти превратились в нечто, напоминающее лапы водоплавающих птиц, а на древках появились суставы. Как только оформились все ступни, ноги стали выпрямляться. Хотя поначалу казалось, что водоросли нипочем нас не отпустят, внезапно мы очутились на поверхности. Одна или две лапы сначала провалились, но для других хватало точек опоры, и мы начали двигаться, переваливаясь и покачиваясь, как диковинная сороконожка. Сначала мы шли медленно, затем — все быстрее и быстрее, пока не стали двигаться с той же скоростью, как и на веслах.

Я видел улыбку Мирлина — он радовался не столько тому, что мы снова были в движении, сколько нашему умению находить выход. Так что мы были не столь уж бессильны перед неизвестным.

— Здорово придумано, — похвалил он. — Может, им и вовсе не удастся остановить нас.

Но я не собирался почивать на лаврах. Я успел заметить — едва мы пошли, как туман вокруг нас снова стал сгущаться. Небо, только что светлое и высокое, снова стало низким, снова забурлило вихрями. Каждую минуту водоросли могли растаять, а мы — рухнуть в жуткое море. Но не это занимало меня. То, что мы выбрались, могло заставить наших врагов сражаться с удвоенной силой, пытаясь уничтожить нас. Мы не бессильны — значит, в нас таится опасность, и каждый последующий выпад против нас будет страшнее предыдущего.

Игра, если это можно назвать игрой, только начиналась.

Когда мы наконец остановились, нос вездехода врезался в землю под углом в сорок пять градусов. Наша остановка не была внезапной, и толчков во время нашего падения почти не было — вполне безобидное приключение. То есть, по приблизительным расчетам, мы скользили по пыли примерно полминуты, но перевести время в расстояние я не мог. Ускорение из-за низкой силы тяжести было вполне сносным, да и пыль играла роль тормоза. До конца мира мы, естественно, не добрались, но, по меркам Асгарда, сидели на дне глубокого колодца, да еще по уши в грязи.

Из окошка было видно, что это не совсем грязь, а густая, вязкая жидкость вроде ила. Итак, мы на дне грязевого моря. Моря ила и грязи. Я знал, что вездеход мог ползать, но вот сможет ли он плавать…

— Жертвы есть? — осведомился я. Молчание. Я счел его отрицательным ответом.

— Что же теперь? — спросила Сюзарма Лир. Как и все остальные, она упиралась руками в панель управления, чтобы не сползти вперед. Стекло выглядело как тусклое зеркало, посеребренное пылью, мое смутное отражение пялилось на меня.

Ответом на ее вопрос было все то же молчание. Потом раздался странный звук, словно что-то скреблось о стену вездехода. Где бы мы ни были, мы не были одни.

— Борта свободны? — спросил я Уранию, лихорадочно размышляя, только ли вездеходы обитают в этой грязи.

— Нет, — коротко ответила она. Ее пальцы так и летали над механической сестрицей, а на лице застыло болезненно-сосредоточенное выражение.

Звук повторился, словно что-то шевелилось у бортов вездехода. Я посмотрел на бледное отражение лица Сюзармы — оно исчезло так проворно, словно взорвалось. Я заморгал глазами, а потом понял: что-то ворочалось в мутном месиве, обвиваясь вокруг вездехода.

— Вот пакость, — отреагировала Сюзарма. — Чертов червяк. Пребольшущий.