Галина Полынская - Сердце Лета

– Мы что-то должны сделать? – спросил Фарот, думая, что от них хотят какого-то ритуального действа.

– Мы ждем, когда вы выйдете, задраите шлюзы, и тогда мы сможем обставить ваш корабль ограничительными шарами.

– Ах, вот оно что…

Друзья по очереди сошли с корабля, и Триумат толкнул шлюзовую крышку. Легко и плавно, словно она ничего не весила, крышка поднялась, закрывая собой овальный проем. И пестрая делегация занялась делом. Чтобы им не мешать, друзья отошли на почтительное расстояние и стали наблюдать за происходящим, теперь уже не осталось сомнений – это действительно технический персонал космодрома. Пятерка рассредоточилась, расставляя серые шары по полю вокруг корабля. Закончив с этим, они отошли подальше и начали подпрыгивать на месте, ритмично хлопая в ладони и напевая что-то неразборчивое. Тротил наблюдал за этими песнями и танцами, не моргая. Когда стало очевидно, что концерт грозит затянуться, он перевел взгляд на Триумата и спросил:

– Что они делают?

– Старинный местный обычай, – расплывчато ответил он и уставился на небо, высматривая что-то крайне интересное в облаках.

Неожиданно серые шары начали вспыхивать алым, выбрасывая десятки тонких ярких лучей насыщенно красного цвета. Лучи сплелись, и «Алхимик Апелюс» оказался в световой сетке, обозначающей местонахождение корабля во избежание столкновения с ним другого транспортного средства.

Кусон с Лета наблюдали за этим представлением из кабины управления. Лицо Кусона было мрачным. Лета украдкой посматривала на него, затем спросила:

– Что с тобой?

– Видишь ли, Лета, – он прислонился лбом к иллюминаторному стеклу, – а я ведь на самом деле хотел уехать тогда, из Меро. Когда вырвался от этих вервольфов, попал домой к Терею, залез в тайник и увидел, сколько там чеков, первая мысль была: надо драпать, больше такого шанса не представится. А потом посидел, выпил, и такая тоска накатила, вспомнил этих страшенных вервольфов, представил, что и братик мой к ним скоро присоединится… Думаю, ребята решат, что я погиб, будут меня оплакивать, говорить, каким я был хорошим человеком, а я-то не погиб, я всего-навсего сбежал с деньгами. Да еще Тротил… Понимаешь, мы же с ним дружили очень в меде, помогали друг другу, доверяли. В общем, не смог я, Лета, понимаешь? Не смог. Только одного не могу понять, как Триумат обо всем догадался? Я же только подумал, даже не сделал ничего. Ты не знаешь, как он догадался?

– Не знаю. Я никому не расскажу.

– Да мне в принципе все равно. Пойдем в медотсек. Я немного посплю, а ты посидишь рядом с Угой, если что, сразу же меня разбудишь.

– Хорошо.

Они поднялись в медотсек. Под полупрозрачным сферическим куполом реаниматора, запрокинув голову, будто хотел что-то рассмотреть в вышине с закрытыми глазами, лежал Уга. Его торс пеленали тугие повязки, многочисленные тончайшие иглы, торчавшие из кожи, дружно покачивались, словно под порывами ветра.

– Если он хоть немного пошевелится или откроет глаза, сразу же меня буди, – зевнул Кусон, усевшись на гладкий твердый диванчик, предназначенный для короткого отдыха врача. – Сразу буди, ясно?

– Ясно.

Как только Кусон исхитрился прилечь на маленький неудобный диванчик, он тут же уснул. Лета поставила круглый стул напротив реаниматора, присела и стала смотреть на Угу.

Тем временем друзья в сопровождении пятерки встречающих подошли к самым помпезным из всех когда-либо виденных воротам – белоснежные, украшенные замысловатым орнаментом и скульптурами, они хоть и нелепо смотрелись на территории космодрома, но, безусловно, производили впечатление. Прямо за воротами возвышалось такое же белоснежное, украшенное скульптурами здание управления, куда друзей и препроводил экскорт.

Внутреннее убранство так же плохо соотносилось с функцией здания управления космодромом и больше напоминало дорогой особняк. По белоснежной скользкой лестнице друзья поднялись на второй этаж, распахнулись позолоченные двери, и они ступили в кабинет-приемную, набитую статуями и вазами. Среди нагромождения предметов друзья не сразу заметили крошечного старикашку в небесно-голубых одеждах и красной накидке. Лишь только когда он выбрался из недр кресла, стоявшего за огромным столом, у которого имелось отчего-то не четыре, даже не пять, а восемь ножек, щедро украшенных позолоченными завитушками, и заговорил, друзья обратили на него внимание.

– Счастлив вас приветствовать, – произнес старикашка тем самым бархатным голосом из связепередатчика. Подслеповато щурясь из-под кустистых бровей, он поочередно разглядывал лица вошедших. Видимо, лица ему понравились, потому как старикан пошевелил белоснежной с голубоватым отливом бородой и приветливо улыбнулся, демонстрируя ровные крепкие зубы. – Мое имя Копруген, я управляющий космодромом и по совместительству придворный философ высокоблистательного короля Семерона. Разрешите узнать ваши имена?