Александр Абрамов - Время против времени

— Хотелось лично проверить намеки Мердока.

— А вы им верите?

У Стила от Уэнделла нет секретов. Так почему бы мне не открыть заводчику то, что я узнал от Селби и Мартина.

Я рассказываю.

— Вы еще не говорили об этом Стилу? Так воздержитесь. Не стоит огорчать старика. А Мердок-человек опасный.

— Он сам этим хвастает, — отвечаю я. — И станет еще опаснее, если пройдет билль о политических ассоциациях.

— Вы еще новичок, советник. Но у вас хороший политический нюх. Билль пройдет, не пройдет Мердок.

— У него есть шансы.

— Он погрязнет в том, в чем обвиняет нас. Начнет скупать голоса. И неизбежно будет скомпрометирован.

— Но у него есть и не продажные голоса.

— Сколько? Десяток тысяч профессионалов с большой дороги? Сколько-то лавочников. Сколько-то моих друзей, фабрикантов. Ну, проведет он в сенат горсточку реставраторов. А у нас одних фермеров более полумиллиона. А ремесленники? А батраки? А издольщики? А часть рабочих, которая всегда идет с нами? Правда, уйдут от нас католики и евангелисты. Но почему они будут блокироваться не с нами, а с «джентльменами»? Не убежден. И трудовики охотно отдадут нам свои голоса, ведь мы чуточку прогрессивнее наших соперников. Придется в чем-то уступить левым. Расширяя промышленность, надо позаботиться о рабочих руках.

— Значит, вы думаете о расширении промышленности?

— И я не одинок в этом желании. Железо, чугун и сталь — движущие силы прогресса. А сейчас — взгляните вон на того невзрачного блондина в черном свитере за кружкой пива у стойки бара. Единственный человек, кого пускают в клуб в рабочей куртке и без галстука. Видите? Если вы даже поверхностно заинтересовались экономикой и политикой, я вас с ним познакомлю.

Так я познакомился с Донованом, сенатором от восьмого кантона Города, бывшим старостой цеха металлургов.

Прошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином: он был в длительной командировке от редакции, разъезжал по городкам и поселкам периферии. Сейчас он, задрав ноги, лежит у меня на диване и прикуривает от свечи в старинном медном канделябре. На улице ночь, электричества в это время в отеле нет, светят только пылающие дрова в камине и свечи в канделябрах.

— Древняя штучка, — говорит Мартин, ставя канделябр на камин. — Чур, рассказывать тебе первому.

Мне действительно рассказывать первому-так мы условились еще до отъезда Мартина. А рассказать есть о чем Например, о популистской конвенции в Вудвилле, сменившей главу партии. Прошел Уэнделл, как и предполагалось, не очень охотно поддержанный фермерами. Но все-таки прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика «Сити ньюз», купленной Уэнделлом у ее бывших владельцев.

— А как относится к биллю Стил? — спрашивает Мартин. — И вообще, что ты у него делаешь?

— Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь с окружающими его людьми и сенатскими кулуарами. В общем, то, что мне и нужно. А к биллю он относится отрицательно, будет голосовать против. Я передал ему мнение Уэнделла, но тот промолчал.

— Расскажи мне, наконец, где сенат и где правительство? Что есть что?

— «Что есть что» просто и схематично. В сенате шестьдесят два места. Победившая партия образует миниатюрный по земным масштабам кабинет министров, по-здешнему — секретарей, как в Англии. Глава партии, он же премьер-министр, одновременно ведающий государственной собственностью — казначейством, железными дорогами, рудниками, бюджетной системой. Четверо остальных секретарей представляют кто администрацию Города, иначе говоря, кантональные власти, суд и полицию, кто — промышленность и торговлю, кто — сельское хозяйство, а кто — цеховые организации, по-нашему, профсоюзы В сенате они голосуют, в правительстве действуют. Не ищи земных аналогий, но сущность капиталистической системы от этого не меняется.

— А что изменит билль?

— Только расколет двухпартийную систему управления.

— Значит, комми отколются?

— Оставь свой жаргон, Мартин. Противно слушать. И повторяю: не ищи земных аналогий. Коммунистической партии здесь нет. Рабочее движение еще только приобретает организационные формы: мешают цеховая раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде социал-демократии.

— Донован? — улыбается Мартин. — Нашел-таки?

Я раздумываю, говорить или не говорить Мартину о моих встречах с Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной. Мы стояли у стойки бара уже без Уэнделла, критически рассматривая друг друга.