Дмитрий Колодан - Жизнь чудовищ (сборник)

В окно неслись отдаленные бравурные марши, зычные крики, искаженные микрофонами, и гул возбужденной толпы. Артур сидел у окна, на подоконнике перед ним стояла ополовиненная бутылка портвейна. «Веселятся…» – озлобленно думал он. Скопившиеся на площади люди казались ему отвратительными рыбинами, смерзшимися в магазинном холодильнике в единую массу. Артур, скривившись, налил еще и вспомнил сына Ивана Петровича; взволнованные и строгие глаза Вовы, казалось, смотрели на Артура с укоризной. Одиночество стало острым как никогда. Артур поболтал вино в бутылке, любуясь тяжелыми бурыми волнами, и встал.

– А почему бы и нет, – сказал он пустой комнате, криво улыбаясь. Его охватила радость, смешанная со стыдом. Он представил себе Люду, как она возбужденно подпрыгивает на берегу лужи, тревожно и счастливо улыбаясь, переживая за школьников – сама похожая на школьницу, милую и озорную. Артур вдруг понял, что Людочка ждет его на площади – возможно, уже не первый раз. Он выскочил из дома, натягивая на ходу куртку, в страхе, что новое чувство может угаснуть так же быстро, как и вспыхнуло. Артур не был уверен, что ему позволят участвовать в соревновании еще раз, но прятаться он больше не будет. Это просто свинство – прятаться. У людей праздник, а он сидит над бутылкой и исходит завистью и злобой.

Туманные улицы были пусты. Несколько раз звуки, доносящиеся с площади, утихали, задавленные домами, и Артур каждый раз замирал в испуге, хотя и понимал, что соревнование не может закончиться так быстро. Наконец он добежал до последнего поворота; неожиданно громко грянул оркестр, и Артур уперся в спины людей, стоящих в проходе между трибунами.

Отчаянно работая локтями и подпрыгивая, он наконец смог встать так, чтобы видеть лужу. Его сторонились, но Артур, охваченный энтузиазмом, не обращал на это внимания. На берег лужи выходила девочка с двумя косичками – из-под синей куртки сияла белизной блузка, красные сапожки были почти не запачканы, бледное личико дрожало от подавленных слез. «Только по щиколотку засосалась, – вздохнули рядом с Артуром, – жаль, хорошая девочка». Распорядитель уже объявлял следующего конкурсанта. Артур увидел Люду – она стояла на противоположной трибуне, держа за рукав закаменевшего лицом Ивана Петровича. Артур вдруг понял, что сейчас произойдет, и ему стало душно. Люди снова показались рыбами, но теперь Артур был одной из них и чувствовал, как его вмораживает в общую массу. Грянул стартовый пистолет, Вова решительно ступил в лужу; уже на первом шагу жидкая глина хлынула в его сапоги, но мальчик продолжал брести. Отойдя от берега на пару метров и провалившись уже по пояс, он остановился. Губы его шевелились, и вокруг Артура зашелестели: «Рыбка-рыбка, засоси… – Вова провалился по шею, светлая макушка покачивалась вверх-вниз, как поплавок, – и назад не отсоси!» Завороженный шепот зрителей превратился в торжествующий рев, хлынувший в уши Артура грязной водой. Он понял, что видит сейчас Вова; это было до того отвратительно, что Артура вырвало прямо на спину стоящего впереди мужчины – но тот, зачарованный зрелищем, ничего не заметил.

Артур осторожно попятился и побежал к дому. Никто его не окликнул.

Артур торопливо кидал вещи в раскрытый чемодан, валявшийся на кровати. Сладкая мечта превратилась в простое и ясное решение. Он уедет, не попрощавшись и избежав вопросов. Именно сегодня это будет просто – надо только дождаться, пока горожане разбредутся по домам и начнут готовиться к вечернему празднованию. Сесть в первый же поезд, – и прощай, город О., навсегда; прощай, запах рыбы и канализации, прощай, вечный туман, прощайте, мутные лужи, скрывающие кошмары. Артур улыбнулся. Пусть Людочка ждет на площади – она славная девушка, но он встретит еще многих и, может быть, найдет любовь, не отравленную жалостью. Где-то стоит поезд, готовый отвезти его к свободе и простому человеческому счастью, и Артур наконец готов купить на него билет.

Вспомнилось, как однажды он по совету Ивана Петровича пошел в церковь. Проходя через двор, купил у темной старухи свечку и держал ее на виду, поднимаясь к двери, – как будто восковая палочка была пропуском, который непременно нужно кому-то показать. В прохладной полутьме, испещренной точками зажженных свечей, Артуру стало не по себе. Лицо священника, бледное и рыхлое, не понравилось Артуру; он сосредоточился на словах и тут же покрылся холодным потом – «небеси» и «еси» отчетливо складывались в проклятую считалку. Артур задом выполз за дверь, едва не загремев по ступенькам, и долго стоял под дождем, глубоко дыша, выталкивая из легких запах ладана, который отдавал рыбой. Так провалилась единственная попытка приблизиться если не к людям, так хотя бы к Богу.