Кирилл Еськов: Японский оксюморон

Желающие могут сами прогуляться по страницам японской истории в поисках подобных отсылок к европейской беллетристике - их ждет на этом пути множество "открытий чУдных"; для нас же сейчас интереснее вот какой аспект. В европейской историографии о восстаниях и о восставших принято писать, мягко говоря, без особой симпатии; если не брать в расчет краткого (и априорно аномального) советского периода, все эти Спартаки, Пугачевы и Сен-Жюсты всегда выводились фигурами безусловно отрицательными, чтоб не сказать - демоническими (у литераторов бывали на сей счет и иные мнения, но на то они и литераторы: для этих иной раз и сам-то Враг рода человеческого был всего лишь "печальный Демон, дух изгнанья"). Оно и понятно - "нет власти, аще как от Бога", и все такое...

Логично ожидать, что в Японии с ее конфуцианским культом лояльности (тюсин) - главе семьи, хозяину фирмы, сюзерену, государству - отношение к мятежникам будет еще более отрицательным. Так вот - ничуть не бывало! В пантеоне любимых японцами героев весьма заметное место занимают люди, выступившие с оружием в руках против существующего порядка ради утверждения неких идеалов. Более того: не столь уж важно, за какие именно идеалы ты отдал жизнь - за реставрацию власти Императора (как Масасигэ) или за какую-то малопонятную иноземную религию (как Амакуса Сиро); важно, чтоб ты, единожды выбрав сторону, следовал этому выбору, даже (и прежде всего!) в безнадежных обстоятельствах - и тогда тебе обеспечено хоганбиики, традиционное японское сочувствие проигрывающей стороне. Вот и выходит, что авторитет христианства (как вероучения) для японцев - ниже плинтуса, а Амакуса Сиро при всем при том - герой множества книг, пьес и фильмов, причем герой неизменно и однозначно положительный (знаменитый исполнитель женских ролей Маруяма Акихира, "самый красивый мужчина Японии", даже объявил себя его воплощением, умарэ-кавари). Даже Акэти Мицухидэ - офицеру Ода Нобунага, который, будучи публично унижен сюзереном, сделал вид, будто проглотил оскорбление, а потом, выждав время, убил своего обидчика - не отказано в общественном сочувствии; впрочем, дело тут, возможно еще и в том, что убийство диктатора было задумано и осуществлено Мицухидэ с необыкновенным, чисто японским изяществом - Ле Карре с Форсайтом тут отдыхают...

То, что Осио Хэйхатиро - конфуцианский ученый, возглавивший в 1837 году голодный бунт городской бедноты в Осака - почитаем японскими левыми радикалами как "идеал современного революционного борца" вполне естественно. Куда удивительнее, что Осио входил и в "личный пантеон" Юкио Мисимы, которого ну никак не заподозришь в левых симпатиях, - наравне с членами "Лиги Божественного Ветра", учинившими трационалистский путч против режима Мэйдзи, и юными пилотами-камикадзе. "Вспоминаю, что во время одной из наших последних бесед, - пишет друг Мисимы, английский японист Айвен Моррис, - он упомянул Осио Хэйхатиро как выдающегося героя - типаж, который стоило бы изучать на Западе, если там хотят понять сущность японского духа, который, как он мягко выразился, находит свое выражение не только в дневниках дам хэйанского двора, элегантном ритуале обмена стихотворными посланиями, или чайной церемонии".

Возможно, именно тот разговор и сподвигнул Морриса на написание замечательной книги "Благородство поражения (Трагический герой в японской истории)", где он всесторонне исследует феномен хоганбиики - изначального и непреклонного антипрагматизма японцев, побуждающего их "по умолчанию" отдавать свои симпатии побежденному. Чисто японский герой - это "человек, чья прямодушная искренность не позволяет ему совершать маневры и идти на компромиссы, обычно требующиеся для достижения мирского успеха. В ранние годы храбрость и способности могут быстро продвинуть его наверх, однако он навеки обручен с проигравшей стороной и неизбежно будет низвергнут. Бросая себя туда, куда ведет его мученическая судьба, он открыто противится диктату условностей и здравого смысла до тех пор, пока его не победит противник, "удачно оставшийся в живых", которому и удается своими безжалостными прагматическими методами навязать этому миру новый, более стабильный порядок... Смерть такого героя не есть временная неудача, вскоре искупаемая его последователями, но представляет необратимое крушение всего дела, которому он был вождем. Проще говоря, его борьба была бесполезной и обычно приводила к результатам, прямо противоположным ожидаемым." В некотором смысле, вся японская история представляет собой цепь таких безнадежных противостояний (Ёсицунэ - Ёримото, Масасигэ - Такаудзи, Сайго - Окубо) противостояний, в которых победителю (даже если это человек, внесший неоспоримый вклад в развитие японского государства!) исходно предуготована "мнением народным" роль антигероя.