Александр Етоев - Человек из паутины

Прием тары по случаю юбилея сегодня не производился. На входе с Малого, на пузатом куске фанеры, вставленном в рамку филенки вместо высаженного толпой дверного стекла, Глюкоза написал мелом: "Пункт закрыт. Прорвало канализацию".

На ящиках и на редких стульях в пункте сидел народ и отмечал свой профессиональный праздник. Феликс Компотов-старший был уже изрядно набравшись, и поэтому его настроение менялось, как питерская погода. В описываемый нами момент главнокомандующий бутылочным фронтом пребывал в глубоком миноре.

- Раскурочу к чертовой матери всю эту бутылочную шарашку, - барабанил он кулаком по ящику, - сделаю евроремонт и открою здесь залупарий. - Он обвел трагическим взглядом галдящую вразнобой компанию и, не увидев сочувствующего лица, уронил голову на колени.

- Раньше праздновали не так, - пьяным голосом сказал Жмаев, тот самый престарелый сапожных дел мастер, таскавший приемщикам сапожные гвозди в обмен на недорогие плодово-ягодные сорта портвейна. - Раньше весело было, когда ваш день отмечали.

- Когда раньше-то? При Сталине, что ли? - спросил Пучков, представитель коллектива приемщиков из пункта на 15-й линии.

- Хотя бы и при Сталине, - ответил ему сапожник. - А не при Сталине, так при Николае Втором.

- Ну и как его тогда отмечали? Нажирались как-нибудь по-особенному? спросил кто-то из почетных гостей.

- Нажирались - это потом. Сначала проводили всякие интересные мероприятия. Катали с горки бутылки - чья дальше укатится, тот и выиграл. Лазали на столб - специально наверху сетку с бутылками на гвоздь вешали, как награду. Хороводы водили. А еще такой вот обычай был, когда бутылочку бросали через плечо. Если, значит, не разобьется, то и жить тебе, получается, дольше всех, ну а ежели того-сь, разобьется, тогда уже считали осколочки: сколько тех осколочков набиралось, столько лет тебе и небо коптить.

Жмаев посмотрел на Пучкова и загадочно тому подмигнул.

- Беру за фук. - И сапожник молниеносным движением выхватил из-под носа у представителя коллектива приемщиков пункта на 15-й линии недопитый стакан, выпил его стремительно и продолжил как ни в чем не бывало: Бутылочку-то и в гроб всегда человеку клали в прежние времена. Чтобы на том свете, значит, было кому проставиться. Ежели, к примеру, тебе в ад направление выписали, так ты Петру - или кто у них там при воротах-то? сунешь тишком бутылку, он тебе моментально ад на рай в бумажке и переправит.

- Фигня, - сказал кто-то из почетных гостей. - Фараоны, те вон тоже в гроб с бутылкой ложились, а толку. Лежат теперь запакованные в своих каменных саркофагах, только пыль копят. В Эрмитаже как пройдешь по залу, где мумии, так полдня потом от пыли не прочихаться.

- Я раньше, когда на галошной фабрике контролером работал, на демонстрации очень любил ходить, - невпопад вдруг сказал Глюкоза, ногтем из любительской колбасы выколупывая кружочки жира. - Помню, мы всегда спорили: донесет бригадир Пахомыч шестик с портретом Пельше до угла Садовой с Апраксиным или не донесет.

- Ага! - вдруг раздалось от порога. - Так-то вы отрабатываете мои денежки, господа алкоголики! - Калерия, как ведьма на кочерге, ворвавшаяся на заповедную территорию праздника, хищно повела носом.

Лоб ее украшала шишка, след удара Медсестры Лели. На лоснящейся поверхности аномалии отпечатался государственный герб - пострадавшая в профилактических целях приложила металлический рубль, чтобы шишка не прибавляла в росте.

- А что это на вас такое импортное, Калерия Карловна? - нашелся хитроумный Глюкоза, чтобы как-то отвести удар молнии.

- Мех астраханской мерлушки, бездарь! Только ты меня с панталыку-то не сбивай. Не собьешь меня с панталыку-то. В общем, так. Приступаем к активным действиям. Наши пташки, пока вы здесь водку хлещете, спелись и обогнали нас на полкорпуса.

Три последние фразы Калерия произнесла на зашифрованном языке, которого из всех присутствующих, кроме Феликса Компотова-старшего и Глюкозы, не понимал никто.

Глава 11. Уд белухи и мужнино железное яйцо

- У вас здесь хорошо, тихо. - Леля сидела напротив Машеньки за узким столом-пеналом и прихлебывала золотистый чай. От тополя за окном прыгали по комнате тени, и Леля временами, забывшись, отмахивалась от них рукой. Тогда в ее оленьих глазах просверкивали иголки смеха, и Леля прыскала в свой маленький кулачок и показывала тополю язык.

- Тихо днем, пока все работают. - Машенька, румяная после чая и пережитых подвальных ужасов, радовалась теплу квартиры и нежданно появившейся собеседнице. - А Августина, наша соседка-пенсионерка, так та из комнаты почти не показывается.