Александр Етоев - Человек из паутины

- Альберт Евгеньевич, - подсказал главврачу Семенов.

- Можно Алик, - осклабился негр, протягивая главному руку. Тот, не замечая руки, медленно прошел в глубь палаты, остановился у зарешеченного окна, глядящего на больничный двор, повернулся и внимательно посмотрел на новенького.

- Сегодня, Альберт Евгеньевич, отдыхайте, на сегодня у нас с вами никаких процедур. Иван Васильевич вам объяснит что к чему - где душ, где столовая, где кабинеты. Он у нас почти старожил, три недели уже как мучается... Мучаетесь, Иван Васильевич, мучаетесь, - ответил он на смущенный Ванечкин взгляд, - кому ж не хочется из больничных стен. Я бы тоже мучался, был бы на вашем месте. Сейчас придет сестра-хозяйка с бельем, - он уже снова обращался к Ванечкиному соседу, - койку вам застелит, воду сменит в графине. Так что приобщайтесь к больничной жизни, втягивайтесь. Будут вопросы, спрашивайте у дежурной сестры или у Семена Семеновича.

Главврач кивнул на заведующего и важным, степенным шагом двинулся к выходу из палаты. Семен Семенович задержался в дверях, зачем-то подмигнул новенькому и покинул палату тоже.

- Серьезный дядька, - новичок показал на дверь, - хотя, сразу видно, алкаш. Все медики алкаши, потому что работа такая, со спиртом связана. Тут не хочешь, а алкашом станешь. - Он радостно потёр руки. - Все медики алкаши, все медсестры - бляди. И надо этим умело пользоваться, извлекать, так сказать, моральную и материальную выгоду.

- Душ у нас в конце коридора, - вспомнил Иван Васильевич наказ главврача. - А столовая рядом с залом, где газеты и телевизор...

- Ты женатый? - перебил его негр Алик, развалившись на незастеленной койке и почесывая шоколадную грудь. Волосы на шоколадной груди были почему-то белесые, должно быть, выгорели на африканском солнце.

- Я? Нет, - ответил Иван Васильевич и тут же, спохватившись, поправился: - Сейчас нет.

- Ага. Значит, разведенный, как и я. А с бабами у тебя как?

- По-разному.

- А мне тут одна попалась. Лобок у нее, значит, бритый, а на лобке просекаешь? - татуировка: "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

- Данте, "Божественная комедия", "Ад", песнь третья, стих девятый, прокомментировал Ванечка.

- Ёкалэмэнэ! - восхитился Алик. - Да ты прямо профессор! Академик наук! Ну, блин! Я тоже, когда баб себе выбираю, предпочитаю умных. Вот, к примеру, еду, скажем, в метро. Вижу, баба кроссворд разгадывает. Заглядываю бабе через плечо, смотрю на кроссворд и сразу определяю, дура баба или не дура. Если она, к примеру, не знает реку в Африке из пяти букв, то на хрена мне, спрашивается, такая баба нужна. О чем я с ней базарить буду после работы. Слушай, а ты чего, правда, профессор?

- Нет, редактор. Работаю в издательстве, издаю книги.

- И хорошо платят?

- Ну не то чтобы хорошо, скорее наоборот.

- Не понял. Раз платят хреново, какого хрена тогда работаешь? Ты ж умный, ты ж этого... ну, который у бабы был на лобке, наизусть помнишь. Если б я был с такой башкой, как твоя, то давно бы уже в Штатах в фазенде жил, чтобы негры вокруг меня мух опахалами отгоняли, а голливудские бляди шампанским с утра отпаивали. Это ж только при "совке" было, когда паши не паши, всё равно в результате хрен. И что, в издательском деле все такие, как ты, безденежные?

- Ну почему же. Это уж кому как повезет. А вообще-то всё от начальства зависит.

- А у тебя, значит, начальство херовое? Раз своих же работников по деньгам кидает.

- У меня начальство обыкновенное. Вообще-то, мы в издательстве все как бы друзья. Такая пирамида друзей. Наверху - начальник, он главный друг. Лучшие друзья поближе к вершине, остальные подальше. На тех, кто подальше, можно и сэкономить. Ты же друг, ты должен понять, дело общее...

Ванечка чувствовал, что его куда-то несет. То, что копилось долго и ни разу не прорывалось наружу, выплеснулось мутноватой струёй. Всё, сказал он себе. Хватит играть в обиженного. Каждый стоит ровно столько, во сколько он себя ценит. И не деньгами эта цена меряется. Хотя и деньгами тоже.

- Халява, везде халява, - сочувственно сказал негр. - Слушай, брат, а тебя здесь из-за чего держат? По роже вроде бы не больной.

- Вот. - Ванечка распахнул халат и показал свое покрытое паутиной тело.

- Ё-моё! - Алик соскочил с койки и осторожно подошел к Ванечке. Потрогать можно? Шершавая. - Он коснулся пальцами паутины. - И докуда она? По пупок? Или по эти самые? - Он показал на Ванечкины кальсоны. - Слушай, а это не венерическое? Не от шерше ля баб? - Алик отдернул руку и зачем-то подул на пальцы, вступавшие в контакт с паутиной.