Александр Етоев: Наши в космосе

Во время полета фу-корабля "Кондратий Рылеев", история жизни которого вам повествуется, шел 316 год от начала Фулетной Эры.

Линейка

Капля света проползла по невидимой сфере - медленно, немощно, словно то была раненая черепаха из ночной азиатской степи, а не съеденный расстоянием свет обычного трассового маяка.

Но хозяина рубки капитана Грохотова и его заместителя по политической части офицера фуфлота Буравкина ни вселенская видеорама, ни тем более рефлексирующее животными образами мелкое поэтическое сознание не интересовали вовсе. Хотя замполит Буравкин порой и использовал поэтов как отрицательный пример на своих каждодневных политзанятиях.

Капитану же и без того хватало забот - до лирики ли, когда у тебя на хребте фулет и триста душ экипажа.

Капитан сидел на простом капитанском стуле (от роскоши его воротило), под ногами педальный пульт, в руках - логарифмическая линейка. Слева, в нише на вешалке, словно его двойник, висел белоснежный капитанский скафандр с большими звездами на погонах. Замполит стоял перед капитаном, потупясь. Оба молчали: первый - в ожидании, второй - не зная, с чего начать.

Наконец замполит решился.

- Сергей Сергеевич, здесь... то есть тут... как бы это сказать... прямо не знаю, больно уж дело деликатное... нет, не могу, язык не поворачивается...

- Что, опять развели на корабле клопов?

- Нет-нет, если бы клопов, тогда и беды никакой.

- Что же, Савелий Юрьевич? Или снова болтают про бунт?

- И с бунтарями полный порядок. Все бунтари - люди наши, проверенные, не подведут. Тут другое...

- Савелий Юрьевич, не томите. Вы как красная девица - все вокруг да около. С каких это пор вы стали меня стесняться? Уж говорите, коли пришли.

- Хорошо, Сергей Сергеевич, скажу. В общем, так. На фулете - женщина.

Линейка, как разрывной патрон, грохнула об пол. Фулет качнуло - капитан от неожиданности наступил на тормозную педаль.

- Как... Как вы сказали? Кто?

- Женщина, товарищ капитан. Натурально женского пола. Да вы не волнуйтесь, Сергей Сергеевич. Вон графин, хотите водички?

- Женщина? Вы уверены?

- Так точно, лично проверял. Крылов Анатолий Павлович, лифтер наружного лифта. Он - это она и есть.

- Ничего не понимаю. А медкомиссия? Режимная часть, черт возьми? А Шестаков? Он-то куда смотрел?

- Выходит, смотрел... не туда.

Вдруг до капитана дошло. Он побледнел до восковой белизны, потом покраснел как рак. Подобрав с пола линейку, зачем-то передал ее замполиту. Тот взял. Неожиданно капитан залился беззвучным, рыбьим каким-то смехом. Пенные пузыри вздувались на его выпяченной губе и лопались, разбрызгивая слюну. Тело билось об стул. При этом глаза капитана были полны печали.

Замполит отступил на шаг и спрятал линейку за спину.

Так же внезапно смех прекратился. В голосе капитана появилась была обида.

- Это что же, Савелий Юрьевич, получается. Теперь на всей трассе только и будет разговоров: Грохотов - бабский капитан. У Грохотова в экипаже бабы.

- Сергей Сергеевич... Ну, Сергей Сергеевич!

- Не успокаивайте. Чего уж теперь успокаивать. И... об этом... об этой... кроме нас, еще кто-нибудь знает?

- Как не знать? Все знают, весь экипаж.

Теперь капитан присвистнул. Сначала тихо, на одной ноте, потом свист побежал волнами, и в нем стала проклевываться мелодия.

"Танец с саблями", - определил про себя замполит.

- Все знают... Кроме меня, капитана. Капитану, значит, знать не положено. Он, значит, так - вроде Володи...

- Сергей Сергеевич, не надо. У вас же сердце. И потом, ну, женщина, что ж тут такого? Не бревно же.

- Вы еще и шутите! Замполит, называется! Правая рука капитана!...

- Сергей Сергеевич, разрешите? Раз уж начато... Она на корабле не одна.

- Сколько же их, Савелий Юрьевич? - К капитану, похоже, вновь возвращалась покинувшая его ирония. - Часом за эти дни нас не брали на абордаж корабли из Анархо-Феминистического Союза?

Замполит иронии даже не слышал. Голос его стал грустен, как только что глаза у капитана. Он сказал, ломая в руках линейку:

- Она не одна, их много. Скажу больше, Сергей Сергеевич. Только вы не волнуйтесь.

- Я уже не волнуюсь. Мне уже интересно. Повторяю вопрос: сколько на борту женщин?

- Каждый третий член экипажа, - замполит помедлил и продолжил решительно. - Это в лучшем случае. В худшем - каждый второй.

- Хо-хо, - улыбка блуждала по бледному лицу капитана. Она то скрывалась в опущенных складках век, то щекотала губы, и тогда они раздвигались, открывая мелкую поросль зубов. - Вы говорите, каждый второй? В таком случае если здесь нас сейчас двое, то... Я вас правильно понимаю?