Николай Гацунаев - Звездный скиталец (С иллюстрациями)

Неожиданно лицо нищего стало обретать осмысленное выражение. Он выпростал руку из-под лохмотьев, вытянул перед собой раскрытой ладонью вверх:

— Подайте милостыню во имя всевышнего.

Симмонс растерянно взглянул на Эльсинору. Подать было нечего.

— Посмотри на меня, Сайд. Хорошенько посмотри. Узнаешь?

Нищий отрицательно покачал головой.

— Вспомни: Хива, рабы убили Шергазыхааа, ты караулишь ворота.

Какая-то искорка блеснула в глазах нищего и тотчас погасла.

— К тебе подошел купец. Потребовал коня. Дал золотую монету.

— Золото! — оживился нищий. — Помню… Дай золота!..

— Когда купец ушел, ты подобрал с земли часы.

— Часы? — хрипло повторил нищий. — Часы — что?

— Это бесполезно, Эрнст. Пойдем.

— Подожди. — Симмонс достал из кармана времятрон, протянул нищему. — Вот это, помнишь?

Взгляд нищего задержался на серебристой луковице и вдруг опять стал осмысленным. Он поднял перед собой руки, заслонив ими лицо.

— Не надо! Не показывай!

— Куда ты дел эту вещь? — не отставал Симмонс.

— Продал, — прохрипел нищий.

— Кому продал? — Симмонс был неумолим.

— Джалаледдину-туре. За пять теньга. Не надо, не спрашивай больше. Я пойду.

Он торопливо поднялся с земли и заковылял прочь, ступая босыми ногами по кучам битого кирпича и керамики,

— О ком он говорил? — спросила Эльсинора, глядя вслед удаляющемуся Саиду. — Кто такой Джалаледдин?

— Джалаледдин Мангуберды, сын хорезмшаха Мухаммада. Папаша сбежал, бросив страну на разграбление монголам. А сын собрал войско и продолжал борьбу, Хотел бы я знать, пригодился ему времятрон или нет? А в общем, какая разница? С Джалаледдином все ясно: в 1230 году его убьют в Курдистане. Возвращаемся, Люси, Довольно воспоминаний.

Над Аралом вставало солнце. Огнистая дорожка протянулась по морю от самого горизонта до отмели, где они стояли по пояс в воде, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.

— Итак? — спросил он,

— Надеваем парадные костюмы…

— Сжигаем за собой мосты…

— И возвращаемся в двадцать третье столетие. Только жечь, пожалуй, ничего не надо.

— Ты права. — Он оглянулся на алеющий в лучах солнца надувной домик. — Пусть все останется, как есть. Хоть какая-то память о нас.

— Недолгая память, — усмехнулась она. — Нагрянут кочевники, — на портянки изрежут.

— Изрежут, — согласился Симмонс, — И портянкам износу не будет. Только какая же это память? А что-нибудь оставить хочется.

Он оглянулся по сторонам и крепко сжал ее руку.

— Кажется, нашел. Смотри сюда!

На берегу, там, где плато Устюрт угрюмо и круто возвышалось над морем, гордо изогнув шею, стоял ворблюд, неподвижный, как изваяние.

— Чем не памятник, а? Правда, здорово?

— Правда, — кивнула она. — Поручи это мне.

— Давай. А я пошел собирать чемоданы.

— Какие еще чемоданы? — изумилась она.

— Условные! — Он схватил ее за плечи и окунул в воду.

К берегу они бежали наперегонки. Она добежала до палатки первой. Остановилась, победоносно взглянула на запыхавшегося супруга и, помахав рукой, решительно зашагала к чинку, туда, где ничего не подозревающий верблюд преспокойно обгладывал над обрывом куст цветущего янтака.

Симмонс кончал завязывать галстук и потянулся за пиджаком, когда она вбежала в палатку и с ходу плюхнулась на тахту.

— Уф-ф, устала! — Она сбросила косынку и встряхнула головой, расправляя волосы. — Зато памятник получился что надо. Ступай, посмотри.

Он вышел из домика и, прикрывшись ладонью от слепящего солнца, посмотрел в сторону обрыва. Памятник и в самом деле удался: высоко над морем, на фоне бледно-синего неба стоял, широко расставив ноги и величаво заприкнув голову, красавец-дромадер.

— Ну и как? — Он и не заметил, как она вышла из палатки и встала рядом, пышущая свежестью, нарядная в белом платье с широким, окаймленным красной тесьмой вырезом.

— Здорово! — восхитился он. — Только ведь и его варвары-кочевники по кусочкам растащут.

— Ну это еще положим! — возразила она. — Тут им придется попыхтеть — копия из чистой бронзы.

— Правда? — удивился Симмонс. — А оригинал где?

— Пасется где-нибудь с сородичами, — Эльсинора оглянулась и долго смотрела на море. — Жаль, что надо уходить отсюда. Наверное, это самое красивое море на земле.

Симмонс пробежал взглядом по голому каменистому берегу и покачал головой:

— Не уверен. Но наверняка — самое синее.

Они стояли на улице, мокрой от недавно прошедшего дождя, по эту сторону радуги. В одной руке Симмонс сжимал ручку чемодана, другой поддерживал под локоть Эльсинору. Впереди на особняке виднелась знакомая вывеска фирмы «Сафари во все времена».