Григорий Гребнев - Арктания

— Вы что, морочите меня?

— Нет. Я явился сюда с серьезным деловым поручением. И потому не будем терять времени. Как, почему — это вы узнаете потом.

Ветлугин еще раз внимательно и испытующе поглядел на Мерса.

— Так, — сказал он наконец. — Значит, вы предлагаете…

— Обмен, — подсказал Мерс и склонил голову набок.

— От имени отца ожившего мальчика?

— Да.

— Сына за сына?

— Сына за сына.

— Та-ак… — еще раз сказал Ветлугин. — А почему вы руку в кармане держите?

— Привычка, — невозмутимо сказал Мерс.

— Меня раздражает ваша привычка, — повышая голос, сказал Ветлугин. — А ну-ка, выньте руку из кармана. Живо!

Мерс отступил к двери, но Свенсон уже крепко держал его сзади за обе руки.

Ветлугин встал и, как огромный полярный зверь, двинулся на коротконогого крестовика, парализованного, словно током, могучими руками Свенсона.

— Выпусти револьвер! — сказал Ветлугин, подходя вплотную к Мерсу.

Крестовик презрительно скривил губы:

— Отпустите руку и возьмите его сами.

Свенсон тотчас же вытащил у него из кармана новенькую электронную «пращу Давида», точно такую же, какую когда-то нашел на льду Юра.

— Так оно будет лучше, — сказал Ветлугин и спокойно уселся в свое кресло. — А теперь выслушайте мое предложение.

Мерс молчал, независимо поглядывая сквозь свои светофильтры на широкоплечего начальника станции.

— Вы тоже являетесь чьим-то сыном. Не так ли?

— Допустим…

— Допускать нечего, — резко сказал Ветлугин. — И дальше разыгрывать эту комедию тоже нечего. Мы все знаем. Вы сын бывшего венгерского дезертира и политического авантюриста Петера Шайно, основателя контрреволюционной Лиги крестовиков и организатора бандитского налета на Советский Союз.

Презрительная усмешка медленно сползла с губ Мерса. Он смотрел на Ветлугина испуганно.

— Так вот, — продолжал Ветлугин, наклонив вперед голову и глядя прямо в бледную скопческую физиономию крестовика, — меняться сыновьями мы будем с Петером Шайно, а не с тем несчастным индейцем, который ушел от вас шесть лет назад и, наверное, погиб во льдах Арктики. Понятно вам, Золтан Шайно?

— Понятно, — спокойно сказал парламентер апостольского штаба. Он уже овладел собой, голова его вновь склонилась набок. — Но из этого ничего не выйдет.

— Посмотрим! — сказал Ветлугин и отвернулся от него.

Мерс, который внезапно превратился в Золтана Шайно, поднял глаза на розовые огоньки часов.

— Если я через пять минут не спущусь на лед, ваша станция будет разгромлена снарядами моей субмарины, а остров Седова взлетит на воздух, — он минирован.

Ветлугин быстро обернулся и несколько секунд внимательно смотрел на бледную физиономию крестовика с желто-зелеными очками. В его голосе и во всей фигуре было что-то такое, что заставляло верить в серьезность его угрозы.

«Ася… Британов… Люди…» — вспомнил Ветлугин.

— Джеф! — окликнул он. — Ты слыхал?

— Все, — отозвался невидимый Джеф.

— Скажи, Джеф, ты сможешь поднять в воздух всех людей с острова за четыре минуты? — снова спросил Ветлугин своего собеседника-невидимку.

— Смогу. Я уже отдал распоряжение о посадке, — спокойно сказал Джеф.

— В добрый час! — Ветлугин взглянул на Свенсона. — Эрик, свяжись сейчас же с Хьюзом, прикажи от моего имени снять станцию с якорей, набрать высоту и идти с максимальной скоростью к материку…

— Что вы хотите делать? — спросил Золтан Шайно.

— Это вас не касается, — небрежно ответил Ветлугин и направился к приемнику.

Крестовик ринулся к двери, но костлявый кулак Свенсона опустился на его меховой малахай раньше, нежели он успел выпрыгнуть. Удар, очевидно, был так силен, что даже мех не защитил Золтана Шайно. Он взмахнул руками и повалился на диван.

— Звони Хьюзу! — крикнул Ветлугин. — Я его свяжу сам.

Через девяносто секунд огромная, полукилометровая площадка станции «Арктания» чуть качнулась и, медленно набирая высоту, стала уходить к югу. В тот же момент над нею, завывая, пронесся снаряд. Он пролетел над станцией и разорвался на льду километрах в трех, подняв целый фейерверк ярко освещенных солнцем ледяных обломков.

В кабинете Ветлугина, держа палец на спусковой кнопке «пращи Давида», сидел Гынко и, не мигая, смотрел припухшими раскосыми глазами на связанного сына Петера Шайно. Сам Золтан Шайно полулежал на диване и, не глядя на деревянное лицо Гынко, прислушивался к завыванию снарядов и к далеким их разрывам.