Он пришел вместе с дождем. Когда хлынули первые струи, туго сплетенные в прозрачные жгуты, и первая молния отразилась на беленом потолке; одновременно с раскатом грома, словно джинн из бутылки, явился он и встал в проеме двери. Встал и стоял так, как портрет в раме из темного дерева. Со своей кровати Слава видел только его силуэт, большой и неподвижный, заслонивший свет.
— Ну, что стоишь? — спросил Слава. — Проходи, а то промокнешь.
Человек шевельнулся, переступил порог и, пройдя несколько шагов в глубь веранды, уселся прямо на полу, скрестив ноги по-турецки. Из одежды на нем было что-то вроде набедренной повязки, но Слава не слишком удивился такому виду. Поселок дачный, и мало ли как ходят дачники в жаркие дни. Этого человека Слава раньше не видел, и неподвижность его, и странная поза не располагали к радушному приему.
— Садись на стул, — предложил Слава. — Все равно ты на турка не похож. Турок курносых не бывает.
Человек и в самом деле был курносым, приземистым, мускулистым и вдобавок с бритой головой, на которой явственно пробивалась рыжая щетина.
— Дождь на улице? — спросил Слава, хотя и так ясно было, что дождь. — Ты к соседям пришел или к маме? Она скоро придет.
Славе было скучно. Книгу он прочитал, спать не хотелось, а маму, наверное, задержал где-нибудь дождь. Он был рад случайному гостю. Незнакомец сидел, молчал и не глядел на Славу. Просто сидел, поджав пятки, положив руки на колени, и смотрел куда-то вдаль, через стену.
— А ты, наверное, немой, — сказал Слава. — Послушай, будь добр, принеси мне воды с кухни. Такой ливень, а мне пить хочется.
Незнакомец не шевельнулся.
— Ну и сиди так, если нравится, — не обиделся Слава. — Я бы сам встал, только вот не могу. Ноги не слушаются.
— Где болит? — неожиданно спросил незнакомец тихим хрипловатым голосом.
— Да нигде у меня не болит. У меня ноги парализованы с детства. Но это не больно, просто я ходить не могу. Ты принеси, пожалуйста, воды, если не трудно.
— Трудно, — коротко сказал незнакомец, не отрывая взгляда от невидимой точки в пространстве. — Сам сходишь.
— Не надо так разговаривать со мной, — тихо произнес Слава. — Я тебя ничем не обижал. Если не хочешь сходить за водой, так и не надо. Я маму дождусь.
— Помолчи, — оборвал его незнакомец. — И лежи спокойно.
Слава не испугался. Он давно уже ничего не боялся. Болезнь научила его бесстрашию. Просто он не привык, чтобы с ним так обращались. Со стороны людей он видел только сочувствие и неприкрытую жалость, которую он тоже не любил, но мирился с ней, как с неизбежным злом.
— Хорошо, — сказал он, — я буду лежать спокойно. Но зачем ты сюда пришел? В гостях так себя не ведут.
— Молчи и лежи спокойно, — повторил человек. — А теперь подними голову.
Слава пожал плечами, не голову приподнял. И тут он ощутил, как в том месте, где голова переходит в шею, что-то укололо его, словно надавили небольно, и тотчас же ощущение прикосновения ушло вглубь. Тоненькие иголочки впились в голову и защекотали внутри. Слава замер, прислушиваясь удивленно к меняющимся ощущениям, даже не успев испугаться. Что-то твердое и тонкое входило в голову, но больно не было, просто щекотно, словно муха ползала внутри, перебирая лапками. Потом невидимые иголочки скользнули ниже, вдоль по позвоночнику, вверх и вниз забегали мушиные лапки, кольнуло несколько раз в глубине и отпустило.
И вдруг внезапной тяжестью налились ноги. Это было так неожиданно, что Слава вздрогнул и даже вскрикнул.
Незнакомец, будто отреагировав на возглас, шевельнулся и снова замер с лицом равнодушным и неподвижным.
— А теперь сходи и напейся, — сказал он тихо и без выражения. — И не мешай мне.
Слава хотел ответить что-нибудь резкое, но растерянность совсем лишила его речи. Он прислушивался к тяжести в ногах: легкие и бесчувственные дотоле, они словно снова приросли к телу, и он ясно ощутил, что ноги уже не чужие, а продолжение его самого, законная и неотъемлемая часть его тела. Слава забыл, как поднимается нога, за какую ниточку надо дернуть, чтобы она послушалась и поднялась, и первую минуту он лежал, привстав на локтях и завороженно глядя на свои тонкие белые ноги. Ступни шевельнулись, потом резко согнулись колени и снова выпрямились. Слава ущипнул себя за ногу — боль была настоящей, почти забытой и даже приятной сейчас.
— Да ты, да ты знаешь… — медленно проговорил Слава, совсем ошалев от неожиданности. — Да ведь этого не может быть. Такого не бывает. Ты пошутил, да? Это фокус?
Читать дальше