Рене Фалле - Капустный суп

- Чертовы бабенки, - взорвался он, - сколько времени я и не вспоминал обо всех этих шалостях, жил себе преспокойненько, как святой Батист, и вот вам - является, голову мне заморочила и разморачивать не желает! Молодые вообще ни на что не годны и все такое прочее!..

Продолжая воркотню, он и не думал вставать с постели, даже когда пред ним предстала резвушка Франсина, наряженная по последней моде тридцатых годов. В старом тряпье она разыскала очаровательное платьице леденцоворозового цвета с зелеными помпонами на плечах. Кроме того, надела белые носочки и сандалии, которые успели за это время основательно задубеть. Ратинье ядовито хихикнул, наконец-то настал час его мести:

- Ничего не скажешь, прямо по последней моде!

Однако, будучи в превосходном расположении духа, Франсина в тон ему посмеялась над собой:

- Совершенно верно, Глод! Ну чистое пугало! Но не могу же я появиться в Жалиньи в чем мать родила!

- Ты в Жалиньи собралась?

- Надо же мне, в самом деле, купить что-нибудь из одежды. Ты сам видишь, мне нечего даже надеть.

Глод подумал о предстоящих расходах, но не посмел выразить свои мысли вслух и молча проглотил горькие сетования. Но Франсина обо всем догадалась:

- Не бойся, я сэкономлю на лифчике! Теперь они сами держатся!

Так как дверь она за собой не закрыла, в комнату вошел Добрыш, заинтригованный непривычной суетой в доме, он с радостью узнал свою хозяйку и вежливо потерся о ее ноги. Его оттолкнули кончиком сандалии, сопроводив этот не совсем гостеприимный жест визгом:

- Господи боже мой, эта грязная скотина все еще здесь? Немедленно застрели ее! Разве ты сам не видишь, что кот весь запаршивел? Разве можно в доме такую заразу держать?

Добрыш, обладавший безошибочным чутьем по части любых интонаций, счел более благоразумным укрыться в пристройке.

Заваривая кофе, Франсина спросила:

- Кстати, раз уж мы заговорили об этой грязной скотине, скажи, а Бомбастый жив или нет?

- Жив. Сейчас он, правда, приболел. Если ты его когда увидишь, скажи, что ты моя внучатая племянница или вообще какая-нибудь родня...

- Я и сама уже об этом подумала, не стоит лишнего шума подымать.

Оскорбленный в своих лучших чувствах, Глод молча встал с постели, присел к столу. Франсина подала ему чашку кофе и даже поставила на стол бутылку сливовой наливки. Такое внимание растрогало Глода.

- Славная ты женщина. Но, учти, я это заслужил. Я тебе на кладбище то горшок герани, то горшок бегонии приносил. Смело скажу: твоя могилка была не хуже других ухожена.

- Да ну тебя! - нетерпеливо отмахнулась Франсина. - Давай о чемнибудь другом поговорим, ладно? Не желаю слышать разговоров о мертвецах!

Кофе оказался слишком горячим. Глод охладил его, долив чашку сливянкой. После первого же глотка он оживился, расцвел, напыжился от законной гордости:

- Ладно, ладно, не будем больше о геранях и бегониях. Но если ты сейчас жива, так неплохо бы тебе знать, что воскресла ты только благодаря мне!

- Благодаря тебе?

Глод вкратце рассказал ей про летающую тарелку и про Диковину. Когда он закончил свою волшебную сказку, Франсина пожала плечами, и ее груди, словно высеченные из теплого мрамора, дрогнули под платьем.

- Ты, надо полагать, бочками пил, бедный ты старикашка, пока меня здесь не было!

- Клянусь головой!

- Покорно благодарю, меня не проведешь! И не строй из меня идиотку со всей твоей чепухой, с летающими тарелками и марсианами.

Ратинье возмутился:

- Учти, марсиане и жители Оксо - две большие разницы.

- А сколько их всего для пьянчуг?

- Ты, черт возьми, в летающие тарелки не веришь, но если ты воображаешь, что так же легко воскресить человека, как чихнуть, то это уж слишком!

- А в это я верю, раз своими глазами вижу!

Уязвленный Глод сдался и с яростью капнул в кофе крупную слезу сливянки. Франсина тщательно уложила волосы перед зеркалом. Опрыскала свою миловидную мордашку туалетной водой "Добрый пастырь" и бросила:

- Пока меня не будет, ты бы со стола убрал и чашки помыл. И не вздумай ходить к своему дружку и напиваться с ним, а лучше вымой-ка пол, а то не видать даже, какого цвета плитка!

Глод так и застыл от неожиданности, склонившись над своим питьем. Никогда еще с ним не обращались столь неуважительно. Его хитрюга женавнучка заметила это и фыркнула:

- Да, да, милый мой Глод! Отныне ты меня не будешь больше ублажать, а я не собираюсь гнуть на тебя спину, как негритянка. Это же нормально! Всю жизнь я штопала тебе носки, стирала в речке белье, кухарила, подтирала ребятишек. Я и жизни-то не видела по-настоящему. Пролетела она как молния, мелькнула, и все. Как по-твоему, пропащая жизнь - это для женщины достаточно? Неужели ты воображаешь, что я снова впрягусь в лямку, раз мне выпала такая неслыханная удача начать новую жизнь? Что я, полная идиотка, что ли? Сейчас мне охота смеяться, петь, веселиться, а потом, может, и любовью подзаняться. Кончено, Глод, с барщиной! Понял? Нет, вижу, ничего ты не понял, но это неважно, зато я за двоих поняла. До свиданья, Глод. Если я опоздаю к обеду, поступай так, как если бы я была еще на кладбище. Куда, кстати, ты девал мой велосипед?