Рене Фалле - Капустный суп

- Не в твои годы этим заниматься, Блэз, миленький! - простонала его жена, ломая себе руки. - У тебя опять давление подскочит!

Но мужественный старец уже отбросил одеяло и, как был в подштанниках и фланелевом жилете, захромал к лестнице, ведущей в подвал.

- Плевал я на твое давление! Рубьо выполнит свой долг до конца! Возраст не помеха, чтобы умереть героем! Храбрый всегда готов к подвигу! Во имя Франции! Пора взять в руки винтовку двенадцатого калибра и обрушить шквал огня на этих ублюдков!

Маргерита попыталась было его остановить, но здоровенная оплеуха отбросила ее к стене.

- Назад, штатские! Прочь со священного пути!

Хотя малолеток Рике был в полном восторге - шутка ли, после его рассказа поднялась такая суматоха, - однако следовал он за ветераном немного ошеломленный: откуда только взялась у разъярившегося прадедушки этакая прыть - ведь еще накануне он плакался, что не может сам разрезать эскалоп за обедом.

- Вот увидишь, малыш, - гремел неукротимый старец, нахлобучивая на голову оставшуюся еще от войны 14-го года серо-голубую каску, которая висела на стене, и препоясавшись патронташем, принадлежавшим его внуку Антуану, прямо поверх подштанников, - вот увидишь, малыш, на что способен кавалер медали за воинскую доблесть, старый солдат, сражавшийся под Эпаржем, единственный уцелевший после резни в Ом-Mop! Я остался в живых, значит, смерть бошам!

- Правду говоришь, дедушка, - ликовал Рике в предвкушении будущих военных действий, - сделай-ка из них хорошенькую отбивную.

- Будет, будет им кровяная колбаса! Сами захотели! Подай-ка мне наш дробовичок.

Мальчуган, не мешкая, вручил прадеду охотничье ружье своего отца. Старый вояка разломил двустволку на колене, загнал два патрона, с сухим щелканьем привел ружье в нормальное положение и, ковыляя, двинулся по дороге, родной сестре Шмен-де-Дам (департамент Эн).

Карл Шопенгауэр, инженер из Штутгарта, широко раскинув руки жестом завоевателя, как бы включал в свои объятья Старый Хлев со всеми прилегавшими к нему угодьями.

- Ну вот! Это наше владение! Прямо за полем река! Вид восхитительный! Валютный курс более чем благоприятный для нас!

Его взрослый сын Франц и дочь Берта уже лазили по руинам Хлева, похозяйски осматривая каждый уголок.

- Да, но чтобы привести эту развалюху в христианский вид, потребуется уйма труда, - заметила Фрида Шопенгауэр, настроенная не столь лирически, как ее супруг.

Рыжий тут же осадил жену:

- Десять тысяч марок за гектар луга, это же, дорогая моя, великолепное дело. Надо подходить разумно: за такие деньги Лотарингию, конечно, не купишь. Вон дальше бельгийцы ремонтируют амбар, чтобы проводить там отпуск. Видно, бедняки. Все своими руками делают. А мы можем оплатить хоть всех французских рабочих, раз они выиграли войну!

Его так и повело от смеха, до того забавной показалась ему эта мысль. Он даже заикал:

- Шампанского, Фридочка, шампанского! При нынешнем курсе марки это вовсе не дорого, мы можем позволить себе пить шампанское здесь на каникулах хоть каждый день!

Привыкшая к повиновению Фрида Шопенгауэр открыла дверцы прицепа, расставила складной столик, вынула из холодильника бутылочку шампанского, а муж ее, доставая бокалы, сзывал детей.

- Берта! Франц! Идите сюда! Промочим горло! Выпьем за Францию! Не за Францию под пятой армейского сапога. А за Францию под мягкой домашней туфлей.

Тем временем Блэз Рубьо по-пластунски полз по люцерновому полю, направляясь к неприятельскому биваку.

- А ведь верно, - бубнил он, прислушиваясь, - мальчишка не соврал! И впрямь, это бош говорит, чисто свинячий голос, немало я наслышался, сидя в траншеях, как они промеж себя болтали. Болтай, мой зайчик, болтай, скоро сможешь с самим кайзером поболтать, да и с кронпринцем впридачу, ведь они там находятся, куда ты сейчас пойдешь!

Тут пришлось перевести дыхание, потому что он все-таки не мог действовать так проворно, как в 1917 году. В пятидесяти метрах от него с громким шипением взлетела в воздух пробка от шампанского.

- Дерьмо чертово! - выругался почтенный патриарх семьи Рубьо. Други, нас засекли.

Взыгравший духом и телом, наш пуалю, не утирая слюней, вольно стекавших по его козлиной бородке, приложил приклад ружья к плечу, прицелился, стараясь попасть в мельтешившие вокруг прицепа тени, и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела наполнил его сердце непередаваемо огромным счастьем, пусть даже ему самому казалось, будто оно навеки исчезло во мраке его юности.