Леонид Платов - Мир приключений № 8, 1962

— Это все? — спросил изменившийся в лице Райт.

— Этого вполне достаточно… — пробормотал Бреки Уайт.

— Еще поищем, — сказал Райт.

— Следы, несомненно, приведут к воде, — в раздумье проговорил Бреки Уайт.

От берега их отделяли две гряды невысоких голых дюн. Дул ровный южный ветер, снова пронзительно и неприятно кричали чайки, едва не задевая их крыльями, в струях нагретого воздуха уже затеяли пляску очертания далеких дюн.

— Надо идти стороной, чтобы не уничтожить следы, — сказал Райт.

— Я уверен, что они ведут к воде, — повторил Бреки Уайт и добавил: — Бедняга Челленджер!

— Хотел бы я знать, куда могут еще привести следы на острове, как не к воде? — проворчал Райт. — Мы, кажется, знаем всех здешних обитателей и даже ловим их, и ведь ничего такого… — И Райт неопределенно повел рукой.

Бреки Уайт опередил своего коллегу и, поднявшись на дюну, первым увидел изломанную линию берега. Ни слова не сказав, он в ту же минуту понесся к пляжу. Постояв мгновение в нерешительности, Райт последовал его примеру. Кажется, со стороны станции его окликнул Ричи, но Райт не был в этом уверен. Ничто сейчас не могло отвлечь его внимание от сцены, открывшейся на пляже. Даже события мирового значения не могли сейчас претендовать на то, чтобы быть замеченными им, настолько невелики они стали перед тем страшным, что застыло черным лоснящимся бугром у волнистой кромки мокрого песка.

Райт бежал изо всех сил. Позднее он говорил, что мысль о возможной опасности показалась бы ему столь же чуждой, как и соображения о нашествии из другой галактики; во всяком случае, он был совершенно безоружен, при нем не было даже его неизменного ланцета.

Уклон дюны, по которой он бежал, внезапно изменился. И он, как пловец, зарылся руками в горячий, жесткий, колючий коралловый песок. С его губ сорвалось подобающее случаю ругательство. Он выплюнул песчинки и с удвоенным рвением бросился с дюны вниз.

С разбегу он едва не споткнулся о толстый густо-фиолетовый шланг и подпрыгнул, почти налетев на Бреки Уайта. Еще не отдышавшись, они тотчас же вступили в спор: Райт отстаивал свой приоритет в обнаружении чудовища; Бреки Уайт утверждал, что открытие следов — еще не открытие самого животного.

Обычно меланхоличный, Бреки Уайт теперь не отступал, и перебранка двух уважаемых, хотя и молодых научных сотрудников продолжалась до тех пор, пока вдруг одному из них не показалось, что гигантская туша еще жива… Они разом обрели здравый смысл и, проворно отбежав подальше от чудовища, согласились на арбитраж.

— Невероятный экземпляр! — слабо восклицал Бреки Уайт, у которого от избытка научного восторга дрожали руки и вздулись вены на лбу.

Огромной, придавленной собственной тяжестью глыбой, отсвечивая пурпуром и розовыми пятнами, разбросав все десять гигантских рук, лежал исполинский кальмар.

Он был словно внушительных размеров ракета с крыльями в носовой части и длинными щупальцами-руками в хвостовой, которые несколько походили на стабилизаторы. Глаза спрута размером с большое блюдо напоминали иллюминаторы или прожекторы. Тело его обмякло, а руки, в обхвате у основания и в середине толщиной в торс человека, лежали бессильно извитые в агонии петлями, кольцами и спиралями. Два человека смотрели на монстра с ужасом.

Кальмар с телом почти в семь ярдов был как странный упругий резиновый мешок — мешок из сплошной, очень эластичной резины. Его руки были усеяны в два—три ряда выпуклыми мускулистыми присосками с чайное блюдце. Между ними черными изогнутыми серпами выступали крючки, во много раз превосходившие тигровые и медвежьи когти.

— Это, конечно, архитойтис! — заявил Бреки Уайт, безостановочно шагая вокруг кальмара.

— Он сожрал Челленджера! — вдруг выпалил Райт.

— Не может быть! — бледнея и отступая от туши, пролепетал Бреки Уайт. — Ведь в таком случае он должен был самостоятельно выбраться на берег!..

— Его выбросил ураган, и может быть, к нам на крышу!

— Великий боже, это похоже на бред! — не унимался Бреки Уайт.

— И все-таки это так. Это он продавил кровлю над комнатой Челленджера. Он свалился на беднягу, когда тот спал. А когда полузадушенный Челленджер спросонок пытался отстоять себя, чудовище окатило его своей чернильной жидкостью. Сепией! Но, чем старше чудовище, тем она ядовитее! Челленджер или потерял сознание, или захлебнулся. Когда вода схлынула, дышать в воздухе жабрами спрут не мог. Он не был также в состоянии протиснуться в окно и стал выбираться тем же путем, каким проник, но прихватил добычу. Потом он плюхнулся сверху на песок против окна Челленджера и начал загребать песок щупальцами, кое-как продвигаясь к берегу. Но он должен был бороться с нараставшим удушьем и перемещать невероятный груз своего тела: тонн девять или десять. Находясь в воде, он не знал, как это тяжело. Там его вес уравновешивался весом вытесненной воды. А здесь, на воздухе, на суше, он изнемогал. Его мощные гигантские руки, способные в единоборстве задушить кашалота — своего единственного врага в полсотни тонн весом, — эти руки лишь бессмысленно пересыпали песок, намели горки, вырыли канавы и бессильно поникли здесь, не устояв против испытаний в непривычных условиях… Бедный Челленджер! Боже мой, бедный Челленджер!