Филип Фармер - И в торгашестве присутствует оттенок благородства

Хьюга, а не репортер "Тайма" вопит от боли. Пальцы ее голой ступни ударились о твердую пластиковую броню, которой журналист "Тайма", получивший немало подобных пинков, прикрывает свои детородные органы. Хьюга скачет по залу на одной ноге, схватившись руками за ушибленную ступню. Она сбивает с ног девушку, и происходит цепная реакция. Мужчина валится на репортера "Тайма", когда тот наклоняется, чтобы подобрать свою камеру.

- А-а-ха! - вопит Хьюга и срывает шлем с журналиста "Тайма", она вскакивает ему на спину и колотит его по голове той стороной камеры, где объектив. Поскольку противоударная камера продолжает съемку, она передает миллиардам зрителей очень занимательные, хотя и вызывающие головокружение кадры. Кровь затемняет с одной стороны изображение, но не настолько, чтобы зрители были полностью сбиты с толку. А потом они наблюдают новые удивительные ракурсы, когда камера снова взлетает в воздух, переворачиваясь несколько раз.

Болган сунул ей в спину электрошоковой дубинкой, от чего Хьюгу сильно тряхнуло, и камера полетела с размаху ей за спину по высокой дуге. Нынешний любовник Хьюги схватывается с болганом; они катаются по полу; юнец с Западной окраины подбирает электрошоковую дубинку и начинает развлекаться, тыкая ею во взрослых вокруг себя; потом парень из местной банды выводит его из строя.

- Мятежи - опиум для народа, - ворчит начальник полиции. Он поднимает по тревоге все подразделения и связывается с начальником полиции Западной окраины, у которого, однако, хватает своих неприятностей.

Руник бьет себя в грудь и завывает:

Господи, я существую! И не говори мне,

Как ты сказал Крейну, что это не налагает

На тебя никаких обязательств по отношению ко мне.

Я - человек, я один в своем роде.

Я выбросил Хлеб из окна,

Я написал в Вино, я вытащил затычку

В трюме Ковчега, срубил Дерево

На дрова, и если бы был Святой

Дух, я бы освистал его.

Но я знаю, что все это не стоит

Выеденного яйца,

И ничто - это только ничто.

И "есть" - это есть "есть", а "не есть" не есть "есть не".

И роза есть роза, есть роза одна,

И мы есть здесь, и здесь нас не будет,

И это все, что мы можем знать!

Рускинсон видит, что Чиб направляется к нему, кудахчет курицей и пытается скрыться. Чиб хватает одно из полотен "Догм Дога" и молотит им Рускинсона по голове. Лускус машет протестующе руками, он в ужасе, но не из-за страданий Рускинсона, а потому, что может пострадать картина. Чиб поворачивается и таранит Лускуса в живот кромкой овальной рамы.

Земля кренится, как корабль, идущий ко дну,

Ее спина сейчас переломится под напором

Испражнений с небес и глубин,

Которые Бог в своей ужасной щедрости

Ниспослал, заслышав крик Ахаба:

"Дерьмо собачье! Собачье Дерьмо!"

Мне горько от мысли, что вот Человек

И вот его конец. Но постой!

На гребне потопа - трехмачтовик

Очертаний старинных. Летучий Голландец!

И снова Ахаб оседлал корабельную палубу.

Смейтесь, богини Судьбы, издевайтесь, вы, Норны!

Ибо я есть Ахаб, я есмь человек,

И хотя я не могу пробить дыру

В стене Того, Что Кажется,

Чтобы набрать пригоршню Того, Что Есть,

Все же я буду настойчиво бить.

И я, и мой экипаж, мы не сдадимся, хотя

Шпангоуты разлетаются в щепки

Под нашими ногами, и мы тонем,

Становясь частицей общей

Кучи испражнений.

И на мгновенье, которое обожжет навсегда

Око Господа, Ахаб застынет

Очертанием четким на фоне пылающего Ориона,

Со сжатым кулаком, с окровавленным фаллосом,

Как Зевс, демонстрирующий доказательство того,

Что он лишил мужского достоинства своего отца Крона.

И затем он, и его экипаж, и корабль

Ныряют и несутся, очертя голову,

За кромку мира.

И, судя по тому, что я слышу, они все еще

П_а_д_а_ю_т

Чиба встряхивает, он дергается в судороге от разряда электрошоковой дубинки болгана. Приходя постепенно в себя, он слышит голос Старика, тот доносится из приемопередатчика в его шляпе.

- Чиб, быстро возвращайся! Аксипитер вломился в дом и пытается пролезть в дверь моей комнаты!

Чиб встает и с помощью кулаков пробивается к выходу. Когда он добирается, запыхавшись, до своего дома, он обнаруживает, что дверь в комнату Старика взломана. В коридоре стоят люди из Финансового управления и техники-электронщики. Чиб влетает в комнату Старика. На ее середине стоит Аксипитер, дрожащий и бледный. Камень в нервном ознобе. Он видит Чиба и отступает, говоря:

- Я не виноват. Я был вынужден сломать дверь. Только так я мог убедиться наверняка. Я не виноват, я не дотрагивался до него.