Эдгар Пенгборн - Дэви

В душе моей открывались незримые ворота в неведомые дали. Но я тут же споткнулся о какую-то дохлятину. Собака, поросенок, кошка — что бы это ни было, едва оно начнет раздражать полицейских, за него тут же возьмется Гильдия Мусорщиков. Несколькими годами позднее, когда мы с Ники жили в Олд-Сити, где даже беднейшие улицы содержатся в чистоте, это привело бы меня в бешенство. Но я родился и провел детство в Скоаре: в Мога люди, не принадлежащие к классу аристократии, испытывали чувство нищенской гордости за то, как они живут, заявляя, что грязь и упадок уменьшают налоги — хотя я не думаю, что найдется сборщик налогов, который бы не смог разглядеть сладкий блеск спрятанного дайма [13] Дайм — монета в десять центов (прим. переводчика). даже сквозь шестифутовую мусорную кучу. Поэтому поскользнувшись, я просто пробормотал:

— Пора звать плакальщиков!

В Скоаре такое замечание столь обыденно, что едва ли потянет на шутку. Гильдия плакальщиков — это достопримечательность Скоара, артель профессиональных певцов и причитальщиков, которые являются в семью, где родился мут, и устраивают священный плач. Рабыня, с которой было приказано жить старому Джадду, родила мута, пятнистого безглазого урода — я видел, как его уносили прочь, завернутого в рогожу. Кошачий концерт, установленный законом, продолжался два дня. Для семьи свободного человека он длился бы пять дней, а для высшей знати — от восьми до десяти, и никто, независимо от того, насколько голубой была его кровь, не мог удрать с торжественного мероприятия на время большее, чем требуется, чтобы сбегать в уборную и обратно. Цель этого мероприятия — усмирить дух мута после того, как священник уничтожил его тело, и напомнить оставшимся, что мы все — лишь презренные грешники, порочные перед лицом Господа. Это называется запланированным благоговением.

Можно нанять членов Гильдии и на обычные похороны, но за это они запросят обычную цену. При погребении же мута семья обязана выложить номинальную плату в одну седьмую годового заработка плюс примерно такую же сумму за гроб, который соседи сочли бы подобающим. Для рабов, вроде Джадда, оплату услуг Гильдии и изготовление липового ящика брал на себя город, списывая их на добрую волю общественности. Это было одно из деяний, которые заставляли граждан Мога раздуваться от гордости…

В конце аллеи, у стены, я увидел свет факела, искаженный туманом, и услышал голоса. Мертвеца уже обнаружили.

Полицейские тихонько переговаривались друг с другом. Я предположил, что они нашли и мой амулет — вот черт! Я потихонечку пошел в другую сторону, пока изгиб улицы не закрыл свет их факела; тогда я подошел к стене и перебрался через нее. С этой частью ограды я знаком не был и сразу угодил в затрещавшие кусты. Собаки услышали бы шум, но на мое счастье собак у полицейских в эту ночь с собой не было.

Рогатый филин в лесу на склоне горы издавал крик смерти и голода. В болоте, раскинувшемся на несколько акров к востоку от города, слышался рев аллигатора — он, как и медведь, принес мне пользу, напомнив, что будет разумно, если я пройду по воде. Так можно сбить с толку полицейских собак. Днем их наверняка выведут за ограду вблизи того места, где погиб стражник, и они вполне могут привести полицейских прямо к моей пещере. Мне придется забрать горн и уйти намного раньше, чем они наткнутся на пещеру.

Между Скоаром и пещерой тек один ручеек, узкий и мелкий. По пути в город я просто перешагнул через него. Чтобы обмануть собак, мне придется с утра отыскать что-нибудь получше, уже уйдя от пещеры. Но и ночью ручеек мог немного помочь мне. Он протекал под изгородью недалеко от того места, где я был сейчас. Так что я мог бы пройти с милю вверх по ручью до ивы, которую, я был уверен, смогу узнать даже в темноте.

Я вылез из кустов и перебрался через поросшую травой лужайку. Туман навязывал мне ужасную медлительность; десять минут тянулись, точно тысячелетие, и я услышал монотонное журчание воды, когда уже почти утратил всякую надежду найти его. Большая лягушка прыгнула из темноты в темноту — я так и не увидел ее.

Пробираясь вверх по течению, я представлял, как меня окружают жуткие опасности. В мелком ручье не могло быть аллигаторов, но зато могли водиться мокасиновые змеи. Я вполне мог оступиться и разбить себе голову. А если черный волк почувствует мой запах, он нападет на меня прежде, чем я успею выхватить свой нож…

Однако напал на меня рой москитов.