Филип Фармер: Мать

Он вспомнил проволоку в панрад и, нажав на кнопку, произнес:

--Пуччини "Che gelida manina"* в исполнении Эдди Феттса, пожалуйста.

*"Холодная ручонка" (итал.) ария Рудольфа из оперы Пуччини "Богема".

И пока он одобрительно внимал собственному восхитительному голосу, он вскрыл банку, которую нашел на дне мешка. Мать положила в нее тушеное мясо с овощами, оставшееся от их последней трапезы на корабле. И хотя он не знал, что происходит, он почему-то был все же уверен в том, что находится пока в безопасности, и поэтому с удовольствием жевал мясо и овощи. У Эдди переходы от отвращения к аппетиту совершались иногда до удивления просто.

Он съел всю банку и завершил еду несколькими крекерами и плиткой шоколада. На этом паек закончился. Пока есть еда, он будет сыт. Затем, если ничего не подвернется, он тогда... А затем, успокоил он себя, облизывая пальцы, его мать, которая на свободе, обязательно найдет какой-нибудь способ, чтобы вызволить его из этой напасти.

Она бы сумела.

Глава 5

Ненадолго умолкший панрад принялся сигналить. Эдди направил фонарик на антенну и увидел, что она указывает на улиток, которых он по своей привычке уже фамильярно окрестил. Он назвал их Слизняшками.

Слизняшки подползли к стене и остановились вплотную к ней. Они разинули рты, расположенные у них на макушке головы, как это делает множество голодных птенцов. Диафрагма открылась, и оба края отверстия сложились в желоб. По нему хлынул поток горячей дымящейся воды и большими кусками мяса и овощами. Тушенка! Тушенка, которая с точностью падала в каждый ожидающий рот.

Так как Эдди стала известна вторая фраза из языка Матери Полифемы. Первое сообщение означало: "Кто ты такой?" Второе "Подойди и возьми это!"

Он провел опыт. Он отстучал на своем приборе последнюю серию сигналов, что услышал. Слизняшки, все как один -- кроме того, в чей рот в данный момент падала еда,-- повернулись и поползли к нему, но через пару футов в замешательстве остановились.

Так как Эдди отстучал сообщение по передатчику, у Слизняшек, очевидно, имелся своего рода встроенный пеленгатор. В противном случае они не сумели бы отличить его импульсы от материнских.

Тут же на него с силой обрушилось щупальце и, ударив его по плечам, сбило с ног. Панрад прострекотал свое третье вполне разборчивое _зззт_-сообщение: "Никогда больше не делай этого!"

И затем четвертое, после которого десять юных созданий, подчинившись, развернулись и заняли прежние позиции.

--Сюда, дети.

Да, они были потомством, детьми, которые жили, ели, спали, играли и обучались общению в утробе своей матери -- Матери. Они были подвижными отпрысками этого обширного неподвижного организма, который изловил Эдди, словно лягушка муху. Это Мать. Та, которая когда-то была точно такой же Слизняшкой, пока не выросла размером с хорошую свинью и не была исторгнута из материнской утробы. Которая, свернувшись в плотный шар, скатилась с родного холма, распрямилась внизу, дюйм за дюймом медленно взобралась на следующий холм, снова скатилась и так далее. Пока не нашла пустой панцирь взрослой особи, которая умерла. Или же,если она хотела занять в своем обществе высшее положение его полноправного члена, а не просто непрестижной occupee*, она нашла горную вершину высокого холма -- любую возвышенность, которая господствовала над огромной территорией,-- и там осела.

*Жиличка (франц.).

И там она пустила в землю и скальные трещины множество тонких, как ниточка, усиков. Питаясь за счет ее тела, они с каждым днем все больше утолщались, все глубже прорастали и пускали новые отростки. Глубоко под землей корешки совершали свою работу -- химия на уровне инстинкта. Они искали и находили воду, калий, железо, медь, азот, углерод, заигрывали с земляными червями и всевозможными личинками, домогаясь сокрытых в них жиров и протеинов. Они разлагали веществе, в котором нуждались, на мельчайшие коллоидные частицы, всасывали их по нитяным трубочкам усиков и отдавали тому почти бесплотному телу, бессильно скорчившемуся где-нибудь на ровной площадке на вершине горного хребта, холма, пика.

Там, действуя по программе, заложенной в молекулах мозжечка, ее тело брало тонкий панцирь из самых доступных материалов, в щит, достаточно большой, чтобы она могла расти, пока щит не станет ей впору, а ее естественные враги -- безжалостные голодные хищники, рыскавшие по сумеречному Бодлеру в поисках добычи,-- будут тщетно тыкаться в него носом и скрести когтями.

Затем, когда ее постоянно растущей массе становилось тесно, она начинала наращивать твердый покров. И если во время этого процесса, длящегося несколько дней, до нее не доберутся чьи-нибудь острые зубы, она изготовит себе еще одну оболочку, помощнее. И так далее до дюжины оболочек, а то и больше.