Григорий Адамов - Победители недр. Рассказы

Торпеда шла наискось, сверху вниз, на уровне пола шаровой каюты.

— Она идёт под снаряд… — говорила, задыхаясь, Малевская, прильнув к зелёному окошечку аппарата. — Они, кажется, хотят обогнуть его снизу…

— Ну, конечно! — отозвался Мареев, рассматривая на свет снимки, которые каждую минуту подавала ему Малевская. — Михаил знает своё дело. Торпеда иначе не сможет подойти к выходному люку снаряда.

Малевская осторожно вращала на правой стороне аппарата одну из головок, регулирующих дистанцию.

— Поставлю на двадцать с половиной метров, — говорила она. — Мы сможем увидеть кое-что внутри торпеды…

— Прекрасно, Нина! — обрадовался Мареев. — Превосходная идея!

— Вот, поймала! — с торжеством вскричала наконец Малевская и сейчас же в тревоге и смущении добавила: — Странно… только один силуэт… Как будто Володя… Где же Михаил?..

— В чём дело? — в беспокойстве спросил Мареев. — Дай же снимок!

— Возьми… Ах, да вот Михаил! Он сидит на полу…

— Не понимаю… — говорил Мареев, рассматривая новый снимок. — Неужели Михаил спит? В такой ответственный момент…

— Володя машет рукой! — радостно закричала вдруг Малевская. — Он смотрит в свой аппарат! Он видит нас! Он приветствует нас!.. Бери снимок!

Её бледное, измученное лицо теперь горело, глаза сияли, на губах ожила улыбка.

Она ответно махала рукой, смеялась, готовая танцевать на месте:

— Мальчик… мой дорогой… Отвечай же, Никита!.. Ты видишь? — Она непрерывно выбрасывала снимки из аппарата. — Он продолжает махать… Нет, он наклонился к Михаилу… будит его…

Она замолчала. Её глаза впились в зелёное стёклышко киноаппарата. Через минуту она оторвалась от него и, повернув к Марееву помертвевшее лицо, протянула ему снимок.

— Михаил ранен… или в обмороке… Там что-то случилось. Володя один…

Руки Мареева дрожали, пока он рассматривал снимок.

— Да… Ты права… Володя что-то делает. Как будто компресс кладёт…

— Бедный Михаил! — говорила Малевская, поворачиваясь к аппарату. — Бедный Володя!.. Неужели он всё время был один?.. Один, с раненым Михаилом?

— Трудно допустить, чтобы мальчик один смог довести торпеду обратно.

— Торпеда сейчас скроется под снарядом… Володя меняет положение приборов… Смотри… Смотри, Никита!.. Он поддерживает Михаила!.. Идём скорее вниз…

Мареев и Малевская быстро сбежали в буровую камеру.

Прильнув к нижнему киноаппарату, Малевская скоро отыскала торпеду и в необычайном волнении продолжала наблюдать за её медленным прохождением под снарядом. Минуты и часы бежали незаметно.

— Да, сомнений нет, — говорил Мареев. — Михаил ранен… и, как видно, серьёзно… Вот Володя перемещает его в новое положение… Удивительный мальчик! Смотри, как уверенно и плавно торпеда идёт на подъём! Он взял курс на сближение со снарядом… Ну, что за молодец! Сам Брусков не сделал бы лучше и точнее!..

Никогда сдержанный, суховатый Мареев не проявлял так открыто своего волнения.

Через два часа резкий металлический скрип оповестил Мареева и Малевскую, что торпеда подымается в тесном соприкосновении со снарядом. Они бросились в верхнюю камеру и с лихорадочной быстротой стали готовиться к её приёму.

Ещё через час трёхногий домкрат в ливне размельчённой породы принял в отверстии выходного люка торпеду и осторожно спустил её на пол камеры.

Мареев посмотрел на часы. Торпеда пробыла в отсутствии сто три часа.

Профессор Щетинин озабоченно склонил своё бритое, моложавое лицо над кардиограммой.

— Сколько времени он был без сознания? — послышался с экрана его голос среди однообразно-певучего гудения всех моторов снаряда.

— Ровно восемьдесят часов, профессор, — ответил Мареев.

— Его спасла рана… — задумчиво проговорил профессор. — Положите его.

Брусков тихо стонал.

Знаменитому хирургу, поднятому глубокой ночью с постели, пришлось долго простоять у экрана телевизора, пока Мареев и Малевская под его руководством приводили больного в сознание.

— Как понять ваш парадокс, профессор? — спросил Мареев, осторожно, с помощью Малевской, опуская раненого в гамак.

— В момент ранения, — объяснил хирург, — обильно хлынувшая кровь мгновенно залила края разорванного шлема, а измельчённая и раскалённая масса земли тут же запекла кровь. Образовался прекрасный стерильный пластырь, который моментально закупорил скафандр и одновременно прекратил кровоизлияние. Если бы не кровь, разорванный шлем остался бы открытым. Скафандр наполнился бы вредными, раскалёнными газами, и больной погиб бы… Но всё-таки немного газов проникло в его лёгкие… Да… Он счастливо отделался… Положение, конечно, тяжёлое, но не опасное… Сердце у него великолепное, лёгкие чуть затронуты, а ожог и рана будут быстро ликвидированы ультрафиолетовыми лучами. Как ему удалось выбраться?