Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

В трудах и заботах по строительству города науки минул год непривычной, увлекательной жизни. И весь год, ни на один день не померкла в памяти Стогова картина залитых веселыми рассветными лучами гор и грязно-серого пятна тумана в центре этого переливающегося всеми цветами радуги горного кряжа. Таким впервые увидел Стогов пик Незримый, таким видел его еще не раз в первое свое крутогорское лето. И не было дня, когда бы не посещало Михаила Павловича желание побывать на этом овеянном легендами пике, постичь его тайну.

И вот сегодня, сейчас, через несколько минут, это должно было совершиться…

Вертолет приближался к Незримому. И сам Стогов, и Игорь, вызванный отцом из Москвы для участия в исследованиях, и геолог Рубичев, которого Михаил Павлович в шутку называл крестным отцом экспедиции, гидрогеолог Ракитин, водолаз Семушкин — все, находившиеся на борту вертолета, в эту минуту неотрывно смотрели вниз.

Стоял погожий майский полдень. В разлитой в теплом воздухе щедрой синеве четко проступали причудливые контуры вершины Кряжа Подлунного, а впереди по курсу вертолета зловеще клубились грязно-серые клочья тумана. В это время года пелена тумана была тоньше, слабее, чем обычно. Но и сейчас от пилота Лазарева требовалось высокое мастерство, чтобы не погубить людей и машину в этом не пробиваемом солнцем белесом месиве.

Но и Лазарев, этот не знавший страха человек, лучший пилот в Крутогорском геологическом управлении, совершавший ставшие полулегендарными посадки и на острозубые пики, и на зыбкие болота, и на крохотные пятачки полян в таежной чаще, даже Лазарев, повинуясь какому-то безотчетному чувству, на границе тумана все же предельно снизил скорость машины и тревожно, выжидательно оглянулся на Стогова.

Почувствовав нерешительность Лазарева, Стогов мягко подбодрил его:

— Вперед, Константин Михайлович, смелее вперед!

Лазарев прибавил газ, и вертолет врезался в податливую, обволакивающую стену тумана. И сразу же мутное, белесо-серое месиво обступило со всех сторон неповоротливую машину. И у людей, находившихся на борту вертолета, тревожно сжались сердца. Сразу как-то вдруг забылось, что всего в трехстах километров отсюда лежит готовый прийти им на помощь большой и шумный город, что вертолет оснащен совершеннейшими навигационными приборами и средствами связи. Людям на борту потонувшей в непроглядном тумане машины стало тревожно, и на какое-то мгновение они почувствовали себя беззащитными перед этой страшной, непонятной пока силой черного тумана.

Стогов первым стряхнул с себя эту минутную слабость и обычным своим, не допускающим возражений тоном скомандовал:

— Включить локаторы!

По синеватым экранам побежали светлые легкие зайчики. Приборы обшаривали скрытую от глаз людей вершину Незримого.

И почти в то же мгновение в кабине раздался тревожный возглас Игоря:

— Назад, товарищи! Немедленно назад!

Старший Стогов метнулся к сыну. Игорь молча указал глазами на радиометр, за которым вел наблюдение. Привычное короткое пощелкивание в приборе — свидетельство того, что внизу в недрах земли есть радиоактивные руды — слилось сейчас в резкую пулеметную трескотню непрерывных щелчков, стрелка, указывающая дозу облучения, скакнула в крайнюю точку шкалы и застыла там. Еще мгновение и на шкале вспыхнула яркая лампочка, пулеметную трель в приборе сменил пронзительный тревожный звонок. Радиометр — спутник геолога и путешественника — предупреждал людей о грозной опасности. Там, за пеленой тумана, исследователей ждала смертельная доза облучения, там была смерть. Мертвой радиоактивной пустыней, гибельной ловушкой для любого вступившего на нее оказалась скрытая вечным туманом вершина Незримого.

Излучение — страшная в своей беспощадности и неотвратимости сила. И в то майское утро люди вынуждены были отступить перед этою силою…

Василий Михайлович Рубичев умирал. Еще вчера Стогов не хотел, не мог поверить в это. А сегодня…

Сегодня был разговор с прилетевшим в Крутогорск по специальному вызову профессором Весниным, по праву считавшимся крупнейшим в стране знатоком лучевой болезни. Профессор был со Стоговым очень откровенен:

— Видите ли, — басил он, — ваш сподвижник в своих скитаниях по сибирским весям, а он, как вы знаете, занимался поисками главным образом радиоактивных руд, сумел еще задолго до встречи с вами заполучить лучевую болезнь. Новейшими методами лечения тогда удалось приостановить острое течение заболевания и устранить непосредственную опасность для его жизни. Но полного излечения не наступило. А затем Рубичев, фактически больной, с присущим ему задором и полным невниманием к себе, продолжал ставшую опасной для него работу. В результате — новые дозы облучения и обострение болезни. Наконец, сильнейшее облучение при попытке высадки на Незримом и… — профессор умолк, выбирая выражение помягче, — и… печальный финал, не допустить наступления которого теперь не в силах ни я, ни кто-либо другой.