Антуан Вильм - Коралловые четки

Рассказ Франшара был прерван появлением госпожи Франшар, женщины сорока пяти или пятидесяти лет, правильные черты лица которой носили следы полуувядшей красоты. Госпожа Франшар казалась безличной, незначительной, но взгляд ее выражал кротость и доброту. Франшар встал, я сделал то же, и он представил меня с соблюдением всех формальностей.

— Господин доктор Эрто, — баронесса Франшар!

Когда хозяйка села, хозяин продолжал:

— Волнение m-lle Франшар показалось мне необъяснимым. Я кратко посоветовал ей успокоиться и привести мне доводы, на которых основывается ее необыкновенное мнение. Тогда она сказала мне, что каждую ночь во сне видит молодого человека, которого нам и назвала; что она научилась уважать этого, по ее словам, достойного молодого человека; что она не придавала значения этому сну и не думала, чтобы молодой человек мог действительно существовать до тех пор, пока, назначив ему во сне свидание в церкви, она не увидела его сегодня утром выходящим от обедни; что она думала над этой странной встречей и увидела в ней вмешательство Пресвятой Девы.

Я ответил дочери, что она была обманута неким совпадением и что неблагоразумно руководствоваться в своих поступках снами. Может быть, я говорил с непривычной строгостью; может быть, высказал слишком живо мое неудовольствие; как бы там ни было, m-lle Франшар встала, и вдруг я увидел, что она зашаталась и упала без чувств. Ее отнесли в ее комнату; но она выходила из обморока только для того, чтобы произносить несвязные речи. Она обращается к Пресвятой Деве, которую, как ей кажется, она видит, говорит о четках, о господине Леире, о его посещениях, и просит у Святой Девы прощения в том, что должна ее ослушаться.

— Теперь посмотрим больную, — сказал я по окончании этого длинного рассказа.

Госпожа Франшар повела нас. Мы пошли путем, знакомым мне со слов Леира, и попали в ту комнату, которую он описывал мне с такой необыкновенной точностью. Молодая девушка лежала в постели; лицо ее было очень красно; глаза блестели, и она говорила сама с собой. У нее были все симптомы мистического бреда.

— Прости, Пресвятая Богородица! Прости! — говорила она ежеминутно. Эти слова постоянно повторялись среди отрывистых фраз, произносимых ею и обращаемых к Пресвятой Деве. Я внимательно наблюдал за больной; у нее, очевидно, был острый бред с систематическими галлюцинациями. Я не заметил ни одной конвульсии; слова, произносимые ею, казалось, выражали сущность ее бредовых видений: Пресвятая Дева упрекала ее в том, что она не сохранила себя для выбранного Ею жениха, а молодая девушка у Нее просила прощения за свое неповиновение. Время от времени она обращалась к Леиру так, как будто любила его и была принуждена отказать ему. О Леире в бреду упоминалось лишь изредка, как будто по поводу слов, которые девушка, галлюцинируя, влагала в уста Пресвятой Девы; очевидно, роль его была второстепенная, а главная — принадлежала Богородице.

Отсутствие конвульсий успокоило меня; очевидно, не предвиделось ничего опасного; однако, я не был окончательно в том уверен.

Подробный осмотр больной, которая в беспамятстве допустила его, не обратив на нас ни малейшего внимания, не обнаружил никакого органического расстройства; я удалился в соседнюю комнату с доктором Дюссироном и высказал ему мое мнение. Я предполагал психический шок, отразившийся непосредственно на вазомоторной системе и тем приведший к аутоинтоксикации. Ночью я намерен был оставить больную в покое по причине, которую счел себя обязанным скрыть от своего скептического собрата.

Дюссирон не совсем был согласен с моей выжидательной тактикой и уступил мне с неохотой. Чтоб убедить его в ненужности немедленного врачебного вмешательства, мне пришлось сказать ему, что такие расстройства психического происхождения часто проходят сами собой, и даже намекнуть на истерию, что и рассеяло его последние сомнения. Я уверил его, что буду пристально наблюдать за m-lle Франшар и приму энергичные меры, если через несколько часов не наступит самопроизвольного улучшения, мной ожидаемого.

Едва было окончено наше совещание, как раздался звонок к обеду. Меня отвели в предназначенную мне комнату. Слегка оправив одежду, я скоро вышел к хозяину, а госпожа Франшар осталась у дочери.

— Мы ждем священника, — сказал мне Франшар, — он сейчас явится.

Я попросил позволения осмотреть картины, украшавшие стены обширной комнаты, в которой мы находились: это была большая квадратная гостиная, с мебелью из красного дерева, обитой красной камкой; на камине стояли огромные часы из белого мрамора, украшенные золоченой бронзой и увенчанные фигурами Телемака и Ментора из того же металла. Мое внимание привлекли прекрасные картины и, в том числе два превосходных портрета Энгра, изображавшие знаменитых лиц семьи: генерального прокурора Парижского суда, барона Франшара, и его жену. Их потомок передавал мне подробности их биографии, когда вошел священник.