Михаил Михеев - Школьный уборщик

У Космики оказался перелом руки, да еще она получила легкое сотрясение мозга, и врачи разрешили разговаривать с ней только на следующий день. Алешкин и Мей присели возле кровати. Рука у Космики была на растяжке, ей было больно, но она крепилась и старалась не плакать. Вид у нее был совсем не плохой, только ее обычный румянец сошел со щек.

— Мы спускались по лестнице, а я держала его за руку. Он хотел убрать руку, а я все равно держала ее. Я все следила, чтобы он не упал.

— За какую руку ты его держала?

— За вот эту, за левую.

«Все правильно, перила на лестнице с левой стороны».

— Его… его от нас заберут? — спросила Космика.

— Не знаю. Наверное, заберут.

— Он же не виноват. Он совсем не виноват. Когда… когда он начал падать, он оттолкнул меня в сторону. А я все равно хотела его поддержать.

И не смогла. Он такой тяжелый.

— А почему он упал? — спросил Алешкин.

Космика молчала.

— Ты же заметила, наверное, как он упал. Или у него подвернулась нога?

— Я не знаю, — тихо сказала Космика.

— Может, он запнулся?

— Я… я не знаю… — и Космика заплакала.

Мей неотрывно смотрела на девочку. И когда она заплакала, Мей погладила ее по головке и сказала Алешкину:

— Ты хороший следователь, Альешкин. Но ты лучше поезжай в школу. ТУБ там один, с инспектором. А мы здесь с Космикой еще поговорим. Без посторонних мужчин.

Мей шутила, а Алешкин не мог понять, как она может шутить в такую минуту. Но он знал, что интуиция Мей часто оказывалась сильнее его логики.

Поэтому он тоже постарался улыбнуться весело и ушел.

Во дворе школы он встретил Квазика. Тот сидел на ступеньках той самой злополучной лестницы и карманным ножом строгал сухой сучок кипариса.

Стружки сыпались на ступеньки, и автощетка высовывалась и заметала их под лестницу.

Увидя Алешкина, Квазик встал. Темные жаркие — материнские — глаза его были озабочены и печальны.

— Вы из больницы? — спросил он. — Как там… как Космика?

— Ничего Космика… Месяц полежит, потом опять бегать будет. А ты хотел мне что-то сказать?

Алешкин взял у Квазика ножик, сложил его.

— Положи в карман. А то пальцы обрежешь.

— И пусть бы он падал, — вдруг заговорил Квазик. — Чего бы ему сделалось. Зачем она стала его держать? Разве его можно удержать. Полторы сотни килограммов… Смешно.

— Это смешно только тебе, потому что ты иначе относишься к ТУБу, нежели Космика.

— А вы считаете, она правильно к нему относится? Что робота можно полюбить, да?

Алешкин с удивлением уставился на Квазика.

«Смотри-ка ты, уж не ревность ли это ребячья. Ох, плохой я педагог, ничего я не понимаю в нынешних ребятишках. Но вопрос задан, нужно на него отвечать».

— Тебе кажется, что робота полюбить нельзя, — сказал Алешкин. — Ну, а ненавидеть его можно?

Инспектор сидел в кабинете за столом. На столе лежал тестер обратной связи. Возле стола стоял ТУБ со снятым контрольным щитком. Инспектор вертел в руках отвертку и задумчиво поглядывал на ТУБа.

— Как там девочка? — спросил он Алешкина.

— Плохо все закончилось, — сказал Инспектор, выслушав ответ. — Конечно, ничего бы не случилось, если бы она не пыталась его поддержать.

Полтораста килограммов… Он мне тут все рассказал. Хорошо работает у него блок условных понятий. Просто жалко, да… А вот почему упал, не знает. Я проверил обратные связи в киберлогике. Все в порядке. Не должен падать, а падает. Может быть, какая-нибудь сложная перебивка сигналов на поврежденную ногу. Но факт: неисправен! Значит, эксплуатация его запрещена законом. Придется составить акт.

— Я понимаю, — тихо сказал Алешкин.

В это время звякнул вызов видео.

— Извините, — сказал Алешкин.

Он увидел лицо Мей.

— Я из больницы, — сказала она. — Космика хочет видеть Квазика.

— Он где-то здесь. Сейчас я его пошлю к вам.

Алешкин высунулся в окно и, увидя Квазика во дворе, передал ему просьбу Космики. Тот кинулся бегом. Алешкин вернулся к Инспектору, который уже начал писать акт.

ТУБ повернулся к Алешкину, как будто ждал от него каких-то слов.

Конечно, никакого выражения не могло появиться на его плоском подобии человеческого лица, и синие огоньки видеоэкранов сияли не ярче, чем обычно. Но у Алешкина было слишком богатое воображение. Он не мог спокойно смотреть на обреченного робота, который будто понимал, что ему грозит, и ждал от него помощи.

Можно ли полюбить робота?

— Я вам не нужен? — спросил он Инспектора.