Иван Ефремов - Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 3

Только один раз словно бес толкнул меня в бок. На трамвайной остановке я подкараулил одного из соседей, длинного флегматичного завскладом Клотикова, заговорщически подмигнул ему и сказал, зайдя сзади:

– А хорош был этот, со страусовым пером на шлеме, с крокодилом на щите?

Завскладом дернулся всем телом, уставился на меня, потом, не раздумывая, прыгнул в подошедший трамвай, и его унесло.

Ванька выслушал это приключение мрачно.

– Или кончаем эксперименты, или такое не повторится, - отчеканил он.

Я понимал своего друга. Ему доставалось нелегко. Машина барахлила. В последний раз из-за ее капризов едва выбрались из времен Навуходоносора. Тем более что дома у него обстановка накалялась. Родители ссорились чаще и чаще. Гораздо чаще, чем во времена наплыва магистров и профессоров. И хотя с того момента прошло достаточно времени, они так и не пришли к единому мнению. Таковы уже были они, Ванины родители. Ах, если бы не эта их преступная слабость!

Все произошло внезапно. Мы пришли к Ване и хотели сесть за работу. Не тут-то было. Родители ссорились. Успокоить их было невозможно. Я заметил, что трюмо уже разбито, а скатерть сдернута в сторону. И еще заметил, как дрожат руки у моего друга Вани. Он ненавидел эти минуты.

– А мы спросим у него самого, - вдруг громко сказал Кузьма Серафимович, увидев сына.

Я схватил шапку и помчался по ступеням вниз. О дальнейшем могу только догадываться.

Машина была настроена на малый радиус действия. Ваня подбежал к ней, рванул рычаг, чтобы перевести время хотя бы на два часа назад. Ему уже случалось успокаивать родителей таким способом. Но руки его дрожали сильней обычного. Он рванул, и время заскользило. Да, оно ушло за пределы Ваниного возраста. Машина исчезла, исчез и Ваня. А родители только помолодели лет эдак на двенадцать-тринадцать. И еще их при этом разнесло в разные стороны…

Утром следующего дня я пришел узнать, чем все кончилось. Беглый осмотр комнат сразу сказал мне все. Но я не пал духом. Ведь по железным законам вероятности все должно было повториться. Помолодевшие родители обязаны были в силу этих математических законов встретиться вновь, понравиться друг другу. А вновь родившийся Ваня, конечно, вновь должен был соорудить великолепный и очень нужный человечеству аппарат - машину времени.

Так и случилось. Они встретились. Я подкараулил их под теми же самыми часами, которые послужили местом первой встречи тринадцать лет назад. Я ликовал. Все шло как по маслу. Прекрасна ты, математическая зависимость, и ты, стальная логика событий! Ване быть! Машине быть!

Но что это? Парень, удивительно похожий на Ваниного отца, и девушка ну, копия матери Вани - стоят и молчат. Они смотрят друг на друга недоверчиво, с опаской. И вдруг поворачиваются, идут в разные стороны. Мой лоб покрывается испариной. Видимо, память того и другого теперь содержала то будущее, которое поджидало их.

Так не родился мальчик, так погибла машина времени!

Инженеру Петрову весна стала поперек горла. Она будила в нем то, что хорошо спало зимой. Это мешало работе. Это могло плохо кончиться.

Вечером инженер вышел на улицу. Он с интересом огляделся и понял, что зима кончилась. Петров втянул в себя большую порцию свежего воздуха, пошли какие-то токи, и инженер сразу потерял контроль над собой. Тот самый железный самоконтроль, который за целую зиму не дал истратить и часа на то, на что остальные тратят половину своего времени.

Инженер понял: еще одна такая затяжка - и стройное здание из формул и расчетов, созданное в зимний период, останется без жильца. Более того - не достроенное до конца, оно может рассыпаться. А ведь оставалось разделаться с последним пунктом…

Последний пункт! Он никак не давался. Инженер чувствовал - путь решения правильный, месяц последнего напряжения - и тогда отдых! Нет, никак нельзя было терять самоконтроль. И если бы он уже не был утерян, инженер отправился бы домой и через месяц писал последнее уравнение расчета.

Но легкие его наполнились свежестью, в висках стучало, колени дрожали. "Что делать, что делать?" - растерянно думал инженер.

Он по-прежнему стоял на углу улицы, в двадцати метрах от своего подъезда. Толпа прохожих разбивалась о него, как волны о нос корабля, и смыкалась сзади небольшими водоворотами. Его толкали - он не замечал. Кто-то наступил на ногу - он машинально извинился. Шли минуты последней концентрации мысли.