«Марсианские хроники» увидели свет в мае 1950 года, за двадцать один год до того, как на Марс был доставлен вымпел с Земли, и вместе с «Марсианскими хрониками» взошла звезда Рэя Брэдбери.
* * *
Январем 1999 года датирована первая новелла «Хроник», и нетрудно сообразить, почему. Закончив в 1949 году рукопись, Брэдбери просто отсчитал «круглые» полвека и туда-то, в самый конец нашего столетия, отнес начало своей истории.
Первую новеллу «Ракетное лето» обычно не вспоминают, да и не новелла это в полном смысле слова. Всего лишь заставка, музыкальный затакт. А вот следующая сразу же, первыми же строчками властно увлекает читателя, топит в глубине брэдбериевской фантазии, чарует брэдбериевской лирикой, ласкает слух музыкой брэдбериевского слова:
«Они жили на планете Марс, в доме с хрустальными колоннами, на берегу высохшего моря, и по утрам можно было видеть, как миссис К ест золотые плоды, растущие из хрустальных стен, или наводит чистоту, рассыпая пригоршнями магнитную пыль, которую горячий ветер уносил вместе с песком. Под вечер, когда древнее море было недвижно и знойно, и винные деревья во дворе стояли в оцепенении, и старинный марсианский городок вдали весь уходил в себя, и никто не выходил на улицу, мистера К можно было видеть в его комнате, где он читал металлическую книгу, перебирая пальцами выпуклые иероглифы, точно струны арфы. И книга пела под его рукой, певучий голос древности повествовал о той поре, когда море алым туманом застилало берега и древние шли на битву, вооруженные роями металлических шершней и электрических пауков.
Мистер и миссис К двадцать лет прожили на берегу мертвого моря, и их отцы и деды тоже жили в этом доме, который поворачивался подобно цветку, вслед за солнцем, вот уже десять веков…»
Какие же еще слова нужно было найти, чтобы вот так, сразу, создать нужное настроение; мы — на Марсе!
Рассказ называется «Илла»… Само это имя навевает понятные нам ассоциации — Аэлита. Удивительно: Марс, символ-бог мужского начала, окрашенный в цвет крови, — и вдруг что-то теплое, женское, откуда-то взялись любовь, тоска, поэзия! Странно, ведь не читал же Брэдбери Алексея Толстого, зато в детстве буквально упивался Берроузом, а у того кровь лилась рекой, все восхищались подвигами «настоящего мужчины» Джона Картера, а если и была принцесса-марсианка, то уж слишком кукольная, чтобы всерьез говорить о каких-то чувствах… Но и Брэдбери увидел все же на Марсе свою Аэлиту — Иллу.
Илла — само воплощение марсианского мира, красивого, как поэзия. Это мир изнеженно-хрупкой, почти бесплотной красоты, купающийся в музыке, застывший в самосозерцании на веки вечные. Мир грез и беспечности, и удивительно красивого, возведенного чуть ли не в эстетику, бездействия… Все недвижно-мраморное, серебряное и бронзовое — и подвижно-хрустальное, тонкое и изящное, как паутинка. Красивое — и неживое.
Не зря пришло в голову сравнение с паутиной, символом застоя и мертвенности. Разве не удивительно, что болезненно-чувствительная, как нерв, Илла, единственная, по-видимому, отзывчивая душа в этом мире — в нем же и чужая? Брэдбери даже не мазками, лишь едва заметным касанием кисти помечает: общество, достигшее покоя и умиротворенности (не это ли желанные гармония и совершенство?), полно и скрытой коросты — неверия, равнодушия, презрения ко всему непривычному, чужому.
Здесь стоит остановиться, это важный момент.
Уже в прологе намечена главная тема брэдбериевского «сказания о двух мирах»: потеря чувства удивительного, слепота, мешающая разглядеть в непривычном прекрасное, презрение ко всему, что идет вразрез со вбитыми в голову стереотипами, — все это страшные вирусы, которые могут привести цивилизацию к «летальному» исходу. Именно эти вирусы, а не прозаическая ветрянка, занесенная землянами, положили конец марсианской идиллии. А чуть позже подстерегут и землян-поселенцев; ведь надменно-презрительные слова мужа Иллы, марсианина, «ничего не может произойти, у нас все в порядке» автор тоже не высосал из пальца…
Трагически проходит первый контакт землян с Марсом, обитатели которого поначалу просто не желают признать существования чужих. Муж Иллы убивает землянина только потому, что тот — чужак, несущий с собой семена неуверенности и неопределенности в раз и навсегда заданный порядок вещей. Членов Второй экспедиции запирают в сумасшедший дом, а местный психиатр убьет их, так и не поверив, что они действительно существуют. Еще успеют марсиане, овладевшие искусством телепатии, усыпить подозрения членов Третьей экспедиции (да и как не поддаться «чарам»: летели в черт-те знает какую даль, на Марс, а села ракета на ухоженной лужайке, в двух шагах от щемяще-знакомого дома из детства…).
Читать дальше