Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы

— Приветствуем тебя, Человек, представитель цивилизации Земли! — заторопился откуда-то сверху громкий голос. Булочкин ошарашенно вздрогнул и торопливо поджал ноги. Он чувствовал себя в нелепейшем, глупейшем положении, совершенно не зная, как себя вести, каким сделать следующий жест. Он понимал, что сидеть дальше — лишь усугублять идиотизм ситуации, но что же делать? Вставать? Да, нужно вставать.

Булочкин вскочил на ноги, одергивая штормовку, растерянно озираясь по сторонам; он сунул руки в карманы джинсов, спохватившись, вытащил их оттуда и снова принялся теребить полы штормовки.

Он ничего не понимал. Помещение, в котором находился, было чересчур велико для корабля. Экипаж корабля состоял всего из шести орионян… Неужели остальные просто прятались или занимались работой и он не замечал их? Но что значит новая приветственная речь, по напыщенности превосходящая предыдущие? Может, то был просто прием, а теперь ему решили устроить прием торжественный и как представителю цивилизации Земли, и как — теперь уже — члену экипажа?

Булочкин напряженно вслушивался в слова приветствия и вдруг понял все: он уже не на корабле, звездолет, на котором летел, достиг цели, он уже в одном из центров цивилизации созвездия Орион! Сидящие перед ним — это некоторые из руководителей центра, а то, что сейчас происходит, будет затем транслироваться на все другие подобные центры и объекты цивилизации: встречу сожмут до нескольких сотых секунд по его времени, и тогда она станет доступной для передачи и восприятия.

Булочкин, словно бы со стороны, увидел себя, растерянно стоящего на сиреневой площадке под объективами — или чем там еще? — местного телевидения, под долгими — по их времени — взглядами представителей цивилизации созвездия Орион, и почувствовал, что все тело покрывается испариной. Не такой рисовалась ему торжественная встреча. Вообще-то, представлял он ее очень смутно, но только не такой. До него лишь теперь начала по-настоящему доходить вся нелепость его положения. Дело было даже не в том, что начало встречи застало его лежащим и завороженно пялящимся в потолок. Так, возможно, и предусматривалось сценарием: раскрывается капсула (кстати, что за капсула, зачем его помещали в нее?) — и взглядам предстает житель далекой Земли собственной персоной, во плоти и крови, в типичном одеянии и с типичной внешностью. Страшно не то, что он растерянно озирался и до сих пор не знает, куда деть руки…

Зачем он здесь, в созвездии Орион, посредине непонятного зала, в окружении терпеливых и вежливых орионян, неизмеримо превосходящих его интеллектом, у каждого из которых, наверное, уйма сложнейших дел, оставленных ради него? О чем вот он может сейчас им поведать, какие сделать пророчества и откровения?.. О том, что запутался в личных делах, всю жизнь плыл по течению, поддаваясь обстоятельствам, что оказался бессилен исполнить свои мечты? Может, о земной науке, ее последних достижениях и перспективах?.. Но об этом, кроме своей специальности, он знает лишь приблизительно. О эволюции жизни на Земле?.. Кажется, были вначале какие-то протобионты, а потом они, как будто бы, объединились в клетку… Может, о том, как тоскливо и одиноко было сидеть на прохладном камне на дне карьера? Может, почитает стихи Есенина?.. Ведь он — Представитель Человечества, они относятся к нему именно так, терпеливо снося эту дурацкую процедуру, принятую там, на Земле, жертвуя огромным временем, чтобы отдать дань вежливости и уважения, чтобы он не подумал, что к нему здесь относятся свысока. Хорошо еще, если им неизвестно, как он мечтал стать директором института, занимавшегося бы «проблемами Земли», и Тем, Кто Первым Будет Стоять у Истоков Сотрудничества Между Цивилизациями Земли и созвездия Орион… Кто его уполномачивал быть Представителем Человечества? Что он из себя представляет? О чем он думал, когда соглашался войти в корабль?.. О том, что подвернулся счастливый случай исполнить желания, исполнить которые он сам оказался не в состоянии? И что имя его навечно войдет в Историю?..

Булочкин смотрел на яруса креслиц, в которых терпеливо старались сидеть орионяне, на невероятный интерьер зала за этими ярусами, какие-то мигающие огни, непонятно зачем перемещающееся что-то — и все плыло, расплывалось у него перед глазами. Происходящее вдруг показалось нелепым сном, и страшно захотелось проснуться. Ну да, он просто уснул, сидя на камне возле костра в гранитном карьере, и все приснилось: призрачный серебристый свет, огромный диск-корабль, три бледно-зеленые фигурки в оранжевых ботинках, торопливая, захлебывающаяся речь, летучие мыши в черном небе, звук, не напоминающий ничего из слышанного в жизни, приглашающий жест рукой, трепещущей под неумолимым, неотвратимым напором Времени… И то, что он видит теперь, — тоже сон. Нет и в помине не было никакой сиреневой капсулы с желтой кнопкой, нет никакого потолка из цветных труб, этого зала, орионян в плотно облегающих комбинезонах; надо лишь сделать усилие, надо лишь вырваться из наваждения-сна, и вновь все будет, как прежде, и будет костер, и теплая тьма июльской ночи, и летучие мыши над головой, и даже та тоска и ощущение одиночества, которые держали его в карьере…