Владимир Савченко - За перевалом

На экранах и в сферодатчиках снова появились зримые воспоминания Амеб о своем прошлом: толпа ящеров бредет в зеленой, пронизанной лучами Альтаира воде; растянулись в цепь, огибают высокий серый утес. Непонятен смысл уверенных движений и сложных жестов существ — но ясно, что он есть, смысл. Цепь замкнулась вокруг утеса, ящеры сходятся к нему — и все враз, мелькнув блестящими спинами, уходят под воду; на их месте темное маслянистое кольцо. Когда оно достигает камня, утес начинает оседать, заваливается, обломками осыпается в воду.

— Однако стремление создавать свое через разрушение сотворенного природой было чуждо им в той же степени, в какой оно свойственно нам. «Природа творит вещественные образы, несравнимо более сложные и универсальные, чем можем мы и чем нужно нам, — гласил принцип практической философии рептилий. — Необходимое нам осуществимо как частные случаи универсальных решений природы — упрощением естественных процессов и образований». Не сокрушать природу, а воздействовать на нее изнутри — кто скажет, что это плохой принцип! Но с него все и пошло: вместо того, чтобы, изменяя среду, согласованно приспосабливать ее к своим нуждам, они стали изменять себя.

— Может быть, не нам их и судить, — задумчиво дополнила Ксена. — Начальные шаги коллектива мыслящих существ определяют не провозглашаемые ими принципы, а могучие веления природы. Кто знает, в какую сторону устремилось бы развитие людей, если бы у них был задан примат интуитивного мышления над логическим, да еще если бы они были наделены способностью регенерации органов, способностью к анабиозу при похолодании или засухе, могли одинаково обитать в воде и на суше…

— Короче говоря, если бы они не были людьми, — заключил Дан. — Что верно, то верно: природа задарма отдала рептилиям Одиннадцатой большие знания о жизни и себе. Может быть, слишком большие — или, может, такие знания лучше добыть трудами и поиском, чтобы знать им цену?.. Менять себя им было легче, чем природу. Предки людей употребили много сил и хитрости, чтобы беречься и отбиваться от хищников, — а эти рептилии влиянием на гены придали своим тканям ядовито-мерзкий вкус… и не надо пещер, не надо костра или оружия — и так никакая тварь их мяса в рот не возьмет! И отношение к еде у них развивалось противоположно нашему. У людей век от века все возрастала разборчивость, кулинарный изыск, тяга к компактно-калорийному питанию — теплокровность обязывает. А предки Амеб — рептилии все упрощали способы ассимиляции веществ (у них он и не называется питанием) до того, что в конечном счете могли потреблять все органическое. Недаром, считывая у нас информацию о разнообразном питании, об искусстве приготовления пищи и напитков, Высшие Простейшие в ужасе меняли цвета от красного до синего! Почти единственным памятником преобразования ими природы на этой стадии и остались те найденные Ксеной дома-растения. Это в самом деле были дома — только культура их за тысячелетия запустения одичала, выродилась.

— Постепенно вся интеллектуальная мощь рептилий стала направляться на усовершенствование себя. И оно пошло в том же нарастающем темпе, как у нас развитие техники, совершенствование среды обитания, — продолжал Дан. — Рептилии овладели своими генетическими процессами настолько, что они перестали быть наследственными, для этого уже следовало придумать другое название. Наследовалась теперь, собственно, только эта потрясающая способность изменяться. В течение жизни они производили над собой такое множество преобразований, что, вероятно, и сами не помнили, как выглядели в детстве, в юности или на прошлой неделе. Так наступила Эра Разнообразия…

Картины, считываемые сейчас, были похожи на сатанинский шабаш, плод воображения средневекового художника-монаха. Вот из моря вынырнула рептилия с лобастой треугольной головой, перепончатыми, каких раньше не было, лапами и небольшим тельцем в обильных складках синеватой кожи. Оно повертело головой — на шее под челюстью обнажились розовые полудужья жабр — и начало надуваться. Складки кожи на спине и боках развернулись в продолговатый баллон, который разбухал все больше и больше, пока не растянулся до полной прозрачности: сквозь пленку просматривались ребра, легкие, пульсирующее сердце. Ящер-аэростат поднялся над водой, полетел по ветру в сторону берега и белых облаков.

Вот по кромке берега ковыляет на тонких лапах, волоча сморщенный хвост, рептилия-мыслитель о двух головах: лица обращены друг к другу, беседуют, жесты правой руки ящера подкрепляют доводы правой головы, но левая их отметает.