Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы (Сборник)

Я понял, что — сам того не подозревая — грубо задел самое больное место в душе этого человека.

— Да, жизнь устроена так, что выгоду необходимо извлекать, без этого невозможно существование цивилизации, — все больше возбуждался Лоусон. — Но нельзя же только и делать, что извлекать и извлекать из всего выгоду?! Так в мире не останется ничего святого, в конце концов, мы перестанем уважать даже самих себя!..

Джон, испуганно таращивший на нас глаза со свисающего с потолка каната, на котором раскачивался, прыгнул Лоусону на плечо и прижался к его голове, умоляюще щебеча.

— Ну, ну… — бросил Лоусон, как-то сразу отмякнув, а мне сказал:

— Извините…

— Извинить? За что?… Я прекрасно вас понимаю.

— «Дельфины — разумные животные», — с горечью произнес Лоусон. — Никто еще толком не знает, что представляют собой наиболее развитые из них, а уже — даже не самые далекие из нас — отлично уразумели, какую выгоду можно извлечь из дельфинов, если сделать их загонщиками косяков сельди, разведчиками морских глубин, шпионами и живыми торпедами…

Он поднял стакан и кивком пригласил последовать его примеру.

— Вы хотите установить с ними контакт? — сказал я, закуривая сигарету. — Но разве это под силу кому-то одному, пусть даже гению?

— А разве есть иной выход?… В мире, в котором я живу, можно верить только самому себе. Еще Джону, Дину и Риду.

У меня по коже пробежал сковывающий холодок, когда я представил всю бездну одиночества этого загнанного, душевно изломанного человека.

— Уже можно говорить об определенных достижениях, — нервно продолжал Лоусон. — Это дельфины предупредили меня о приближении вашего судна. Я достиг большого взаимопонимания с местными гриндами. Пожалуй, это можно уже назвать сотрудничеством, которое с каждым днем становится все теснее и облегчает мою работу. Живя в одиночестве, вдали от суеты цивилизации, начинаешь, к тому же, лучше понимать других существ, начинаешь относиться к ним с большим интересом и уважением. И начинаешь на все смотреть несколько по-иному…

Невероятно — сейчас с трудом верится, — но ведь было время, когда я принимал участие в одной из программ, программ, посвященных извлечению военной выгоды из дельфинов. Все было устроено так ловко, что я не сразу понял, чем на самом деле занимаюсь. Когда же понял и ушел — то попытался бороться против этой программы с помощью прессы. На мне охотно зарабатывали деньги, пока пахло сенсацией, и утратили интерес, как только появились сенсации посвежее. Да и те, кто был заинтересован в этой программе, тоже не теряли времени…

Лоусон сидел, подперев кудлатую голову ладонями рук, поставленных локтями на стол.

— И знаете, — наконец вырвался он из оцепенения, — примерно в то время мне пришла в голову одна мысль. С виду — очень простая мысль. Возможно, это даже общий закон природы, но что-то не дает и никогда не даст мне с ним примириться. Я имею в виду отношение людей ко всем, кого они считают ниже себя по интеллекту. Стоило кому-то счесть негров более низшими — и сотни тысячи их, уже в наше цивилизованное время, были превращены в рабов — «разумных животных». А истребление гитлеровцами «неарийцев»?…

Неужели мы можем по-настоящему считаться лишь с разумом, эквивалентным нашему, «высшему», пусть даже скрепя сердце, поклоняться, а «низший» беззастенчиво эксплуатировать в своих целях? Неужели интеллекту вообще свойственно такое отношение к интеллектам, более «низким» по развитию?…

Но что же будет, если к нам прилетят со звезд? Если завтра к нам прилетят со звезд, я вас спрашиваю?…

Мы с Лоусоном снова шли через кустарник. Дик и Рид сосредоточенно бежали у наших ног. На спине Рида привычно сидел Джон. Из кармана у Лоусона торчала рукоятка крупнокалиберного пистолета.

Впереди, сквозь негустую зелень, вдруг мелькнула ослепительная голубая полоска: океан.

— Вот мы и пришли, — проговорил, остановившись, Ирвинг.

Я протянул ему пачку сигарет. Он щелкнул зажигалкой. Мы закурили.

— Очень жаль так быстро прощаться с вами, — сказал я.

— Мне тоже, — неловко улыбнулся Лоусон. — Но вам ведь надо уже идти…

Семенов оторвал взгляд от моря и посмотрел на небо. Последнее окошко в нем затянулось, облака в том месте превратились в яркое белесое пятно, тускнеющее на глазах. Арафурское море внизу потеряло яркие краски.