- А? Что? - Брюс обернулся. - Видите ли, дорогой Альфред, в этой истории участвует не только Пингвин, но и Макс Шрекк, а с ним всегда связаны какие-нибудь темные истории со спрятанными концами. Я не доверяю ему.
- Что вы, мистер Вейн! Сегодня утром в газете писали, что этот Пингвин - просто несчастный одинокий человек.
Брюс лишь пожал плечами и продолжал читать статью.
"...после выступления полиция закрыла цирк... по крайней мере один участник парада уродов исчез до того, как его успела допросить полиция..."
- Ну, теперь вам легче, сэр?
- Нет. Пожалуй, мне тяжелее.
Брюс выключил экран и, поднявшись со стула, поставил на поднос недоеденный суп.
- Вы правы, старина! Самое лучшее средство от хандры и усталости это свежий воздух.
- Вы отправляетесь на прогулку, так и не закончив трапезу? - Альфред поднялся со стула и, вздохнув, подошел к подносу. - Вечером будет овсянка и ваши любимые тосты с сыром.
- Согласен, - Брюс улыбнулся.
Маленький монитор, встроенный в приборную доску, запищал и вспыхнул. На экране появился Пингвин сидящий за большим столом, заваленным бумагами.
- Мистер Вейн, - поинтересовался слуга, - почему вас так волнует этот странный героический Пингвин?
- Понимаете ли, Альфред, я как раз сейчас наблюдаю за ним.
- Да? И что же вы видите?
- По-моему, он знает, кто были его родители. Что-то другое его интересует в архиве... что-то совсем другое...
- Что же именно?
- Мне бы очень хотелось это узнать.
- Значит, вы не отказались от мысли, что Макс Шрекк и этот Пингвин... - Альфред замялся, не зная, как лучше сформулировать свою мысль, чтобы не сказать какой-либо бестактности.
- Это очень зыбко, Альфред. На грани интуиции. И пока у меня нет доказательств.
В окне архива горел яркий свет. В большом зале за письменным столом, заставленным гигантскими пирамидами папок, сидел Пингвин, ожесточенно скрипя остро заточенным страусиным пером. Он то и дело перебирал сложенные аккуратной стопкой копии свидетельств о рождении, делал какие-то выписки на желтых листках бумаги и постоянно оглядывался на стоящих у входа полисменов.
Чувствовалось, что эта работа доставляет ему удовольствие.
Бэтмену надоело наблюдать за дергающимся Пингвином, который в жизни выглядел ничуть не лучше, чем на экране, и он бесшумно тронул автомобиль с места. Свернув за угол, машина понеслась по пустынным ночным улицам к восточной окраине города.
Пингвин медленно шел по узкой дорожке между рядами заснеженных могил. Он был одет в огромную тяжелую шубу, семенящая походка делала его похожим на катящийся по земле большой черный шар. Пройдя мимо посеревшей от времени кладбищенской часовни, он остановился у большого черного надгробья с высоким мраморным крестом. Отбросив в сторону зонтик и сорвав с головы цилиндр, Пингвин упал на колени, всматриваясь в надпись на камне: "Таккер и Эстер Кобблпоты".
Склонив голову, он положил на припорошенный снегом камень две алые гвоздики и, сложив на груди уродливые руки, остался стоять на коленях, вслушиваясь в вой холодного ветра.
Постояв так с минуту, он поднялся с колен, водрузил цилиндр обратно на голову, сложил зонт, и опираясь на него, как на трость, таким же мелким семенящим шагом направился к воротам, у которых толпились газетчики и зеваки, пришедшие поглазеть на диковинного человека-птицу.
Пингвин подошел к чугунной ограде. Люди загудели, напирая на стоящих в оцеплении полицейских.
- Пингвин! Пингвин! - послышались выкрики из толпы.
- Мистер Пингвин, - обратился к нему какой-то взъерошенный газетчик.
Он, как ребенок из кроватки, тянул сквозь решетку руку с микрофоном. Пингвин остановился и, поморщившись, произнес:
- Пингвин - это птица, которая не умеет летать. А я - человек, - он гордо поднял голову и поправил цилиндр. - У меня есть имя!
Пораженные его красноречием, люди притихли, вслушиваясь в слова. Всем, конечно, хотелось узнать как зовут этого загадочного человека. Он обвел их холодным надменным взглядом и крикнул:
- Освальд Кобблпот!
- Освальд, Освальд!.. - подхватила толпа.
- Мистер Кобблпот, - не растерялся репортер, - вы так и не смогли поговорить со своими родителями...
- Это верно, - уголки рта Пингвина поползли вниз. - Я был их первенцем, а они относились ко мне, как к выродку, - он тяжело вздохнул. Но такова природа человека. Он боится всего необычного. Может быть, когда я в первый раз взял погремушку в свой сияющий плавник, - Пингвин протянул вперед свои уродливые руки в блестящих перчатках, - а не в пять пухленьких пальчиков, может быть, именно тогда, они испугались.
Читать дальше