Михаил Тырин - Истукан (сборник)

– Нет, мужики не могут. Они себе, чтоб понятно было, на лимбах словами написали: «Чуток», «Побольше», «Много», «Дюже много». Только так они и понимают. А синусы я сам считаю.

– Мудрено, – вздохнул Петр Алексеевич, чувствуя, как остывает его интерес к летному делу.

– А эта рукоять – чтоб порох загасить и остановить снаряд вовсе.

– Где?

– Вот, за стеклом. Стекло надо разбить и рукоять выдернуть.

– И что ж, ты всякий раз колешь это стекло?

– Нет. – Меринов пошарил в карманах и, не найдя там платка, промокнул нос посторонней промасленной тряпочкой. – Это тормозная рукоять для особых случаев. А так я опять через синусы снаряд останавливаю.

– Мудрено, – снова вздохнул Жбанков.

Инженер в этот момент прекратил разговор, потому что в его тумбе затрезвонил какой-то звонок и пришлось срочно заниматься управлением. А через полчаса купец почувствовал, что не нужно больше держаться за всякие выступы из страха улететь к потолку. Тело начало обретать долгожданный вес.

Когда стало возможным передвигаться на собственных ногах, Петр Алексеевич взял Гаврюху и направился в кабину, где лежал пассажир, чтобы увидеть, в каком состоянии теперь пребывает тело. Вслед за ними увязался и дед Андрей.

В кабине царил неописуемый беспорядок. Все имущество пассажира, не будучи закрепленным, разлетелось и теперь лежало на полу как попало. Сам хозяин, вернее, тело его покоилось все там же, на лежанке, раскинув в стороны руки и ноги. Уши его беспомощно лежали на подушке. В воздухе висел чужой, неприятный запах, переходящий в отвратительный.

– Завонял уже, – прошептал дед Андрей, перекрестившись.

– Надо бы его... – купец поморщился, – куда-нибудь деть.

– В самом заду есть кабины, где прежде сухая рыба была, – отозвался приказчик. – Там и прохладно, и запах уже такой рыбный, что ничем не перебьешь.

– Да, – согласился Жбанков. – Пусть Вавила его туда сам и переправит. И еще – надобно здесь порядок опять установить. А то как-то неприятно, нехорошо...

Дед Андрей шагнул в глубь нумера и поднял с пола одну коробку, чтоб водрузить на надлежащее ей место. Но, не найдя такого, бросил обратно. Беспорядок был столь безнадежный, что прямо-таки опускались руки.

– Позову Степана, что ли, – проговорил Жбанков, выходя в коридор. – Вместе вам сподручнее будет.

Ему хотелось поскорее покинуть кабину, где лежал покойник, где воняло и повсюду были разбросаны вещи.

– Эге! – воскликнул вдруг дед и замер на месте.

– Что? – всполошился купец.

– Идол-то... Мы его не на то место ставили.

– Что ты такое говоришь, – нахмурился Жбанков, с неохотой опять заходя в дверь.

– Точно так говорю. Мы его в угол привязывали, а сейчас он где?

Жбанков пригляделся, и действительно: идол стоял в трех шагах от той скобы, к которой его крепили.

– А веревки-то! Веревки где? – еще больше запаниковал дед.

– Да что ты, право, раскудахтался, – сердито произнес Петр Алексеевич. – Ну, ослаб узел, веревки упали, и эта глыба сдвинулась. Чего шум теперь зазря поднимать?

Гаврюха тоже прошел на середину нумера и разгреб вещи ногой.

– Вот, – сказал он и поднял с пола обрывок веревки длиной в пол-аршина.

– Святая Богородица! – воскликнул дед, и голос его стал от волнения хриплым. – Уж не покойник ли...

Не дожидаясь продолжения, Гаврюха приблизился к телу чужеземца и склонился, зажав нос пальцами.

– Ничего не замечаю особенного, – сообщил он через некоторое время. – Мертв, как доска.

– Ты его пощупай, пощупай, – посоветовал дед Андрей шепотом. – Может, он еще теплый, может, кровь еще бьет?

Гаврюха распрямился и сделал шаг назад.

– Сам щупай, – громко сказал он.

– Да ну вас к лешему! – решительно проговорил Жбанков, собираясь уходить. – Понапридумали страстей, сами себя запугали, тоже мне... Ну, мало ли, снаряд обороты делал, веревки и не удержали такую махину, порвались. Пойду я в залу. Сейчас велю Степану прийти, чтоб нумер прибрать.

Он повернулся и быстро зашагал по коридору. Все же ему было не по себе. Первобытный страх, с которым воспринял дед Андрей необъяснимые перемещения идола, оказался сильней, чем любые разумные доводы, и передался Жбанкову во всей полноте. А дело меж тем клонилось к вечеру, и с этими суеверными мыслями предстояло еще засыпать.

Но, как ни странно, спать ему в ту ночь удалось вполне сносно. Усталость помогла изгнать из мыслей всякую чертовщину. Наутро дед Андрей доложил, что все сделано, как было велено: мертвец обернут в рогожу и переправлен в кабину для грузов, порядок в его нумере восстановлен, все вещи сложены и закреплены. Так что, если вдруг хватятся родственники или лица, имеющие к погибшему интерес, можно будет им отчитаться, что все вещи и документы сохранены в целости.