Кирилл Бенедиктов - Точка Лагранжа (Сборник)

Но звезды в эту ночь горели над иными краями, и взгляд ее, проблуждав некоторое время по затянутому облаками горизонту, упал на занавешенное полупрозрачными гардинами окно, за которым горел голубоватый ночник. Окно дальней комнаты, отделенной от шумевших в столовой гостей гулкой пустотой их с Антоном спальни. Их бывшей спальни.

Доктор, выписывавший Лизоньку из больницы, предупредил, что, несмотря на удивительную стойкость, с которой она перенесла столь длительное переохлаждение, последствия нервного стресса могут оказаться намного серьезнее, и рекомендовал никогда не оставлять ее в темноте.

«Мы не знаем, что запомнила девочка из событий той ночи, — сказал он. — И, боюсь, никогда не узнаем. Но мне почему-то кажется, что темнота и холод будут пугать ее еще долго».

Поэтому лампа горела за этим окном каждую ночь.

До самого утра.

— В заснеженном лесу у подножия большой горы самурай по имени Ошо повстречал воина с белой повязкой на лбу. Сэнсей пожевал губами, потом выплюнул тонкую палочку, которой ковырял в зубах, и строго посмотрел на почтительно внимавшего ему Ученика. У него была привычка внезапно начинать рассказ о событиях, не имеющих прямого отношения к теме урока. Сегодня они говорили о силе и слабости. Слабость, сказал Сэнсей, не есть противоположность силы, как думают глупцы. Сила многолика, и слабость — всего лишь одно из ее проявлений. Если ты поймешь это, ты далеко продвинешься вперед по пути воина.

Ученик не понял. Он продвигался по пути воина очень медленно, и Сэнсея это сердило. Но отказаться от Ученика он не мог, потому что тот был не простым мальчиком, каких много, а сыном одного из самых могущественных землевладельцев Окинавы. От таких Учеников не отказываются, и Сэнсею приходилось объяснять самые простые вещи по нескольку раз кряду. Иногда, отчаявшись, он принимался рассказывать увлекательные истории, которые должны были помочь тугодуму-Ученику разобраться в премудростях бусидо. Ученик любил эти рассказы; порой он даже нарочно прикидывался непонятливым, только бы послушать очередную историю. Но сейчас прикидываться не пришлось: он действительно не мог взять в толк, как это слабость может быть проявлением силы. Когда Сэнсей начал рассказывать ему о неведомом самурае по имени Ошо, сердце Ученика учащенно забилось.

— Шел четвертый месяц войны Белых Звезд. Ошо сражался под знаменами князя Тадэмори. Войска князя встретились с армией его врага, генерала Маэды, на равнине Койсан и потерпели сокрушительное поражение. Спастись удалось немногим, но Ошо повезло. Во время битвы его оглушило ударом боевого цепа по шлему, он потерял сознание и упал на землю. Прочный стальной доспех спас его от тяжелых подков кавалерии Маэды, и, когда он вновь пришел в себя, сжимая в руке штандарт клана Тадэмори, сражение уже закончилось. По усеянному трупами полю бродили крестьяне из окрестных деревень и забирали у мертвых воинов все, чем можно было поживиться. Ошо, шатаясь, поднялся на ноги, с криком бросился на мародеров и зарубил двоих или троих, а остальных обратил в бегство. После чего, окровавленный, полубезумный, устремился в горы, где у князя Тадэмори были тайные лагеря. Чем закончилась битва, он не знал, но предполагал, что в горах наверняка окажутся люди, сохранившие верность князю.

Ошо никого не нашел в горах. Хорошо известный ему лагерь оказался покинут и частично сожжен. На тропе, уходившей к перевалу Кагосима, лежали трупы людей князя и сторонников Маэды. У сражавшихся на стороне Маэды воинов головы были перевязаны широкими белыми лентами.

Ему требовалась помощь. Хотя несколько ран, полученных им в битве перед тем, как удар боевого цепа помешал ему встретить достойную смерть, и не представляли опасности для жизни, их следовало как можно скорее промыть и перевязать. Между тем на горы спускался вечер. Начался снегопад. Обессилевший самурай мог просто и бесславно замерзнуть в лесу, заблудившись в снежной метели.

Но ему снова повезло. Он чудом не провалился в глубокую волчью яму, вырытую егерями князя Тадэмори, охотившегося в этих лесах еще до войны, и не сорвался в ледяную горную речку, перейдя овраг по ненадежному мосту из упавшей осины и снега. Когда силы почти оставили самурая, тропа вывела его в хорошо укрытую от ветра долину, и он с облегчением увидел впереди золотистый свет, пробивающийся из окон одинокой хижины.

С трудом переставляя ноги, Ошо приблизился к домику и постучал в дверь. Он ожидал, что ему откроет лесоруб или крестьянин — кто же еще мог поселиться в столь уединенном месте? — и приготовился напомнить хозяину о долге перед князем Тадэмори, господином окрестных гор. Но на пороге появилась девушка, тоненькая, словно ветка вишневого дерева. При виде окровавленного самурая с безумным взором глаза ее испуганно расширились. Слова застряли у Ошо в горле. Он стоял в падающем из дверей золотом прямоугольнике света, пошатываясь, как пьяный, и молча смотрел на девушку.