Иэн Бэнкс - Инверсии

Слуга, разговаривавший с доктором, запер дверь на причал и исчез через другую, которая, как я догадался, вела на этаж для слуг.

Лестница, по которой мы шли, была крутой, узкой и неосвещенной, если не считать окошек-бойниц на каждом этаже, где ступеньки меняли направление, поворачивая в противоположную сторону. На каждом этаже имелось также по узкой двери. Мне пришло в голову, что эти тесные помещения предназначались для детей, потому что Тунч специализировался на торговле детьми. Мы дошли до второй площадки.

— И давно работорговец Тунч… — начала было доктор.

— Пожалуйста, не говорите на этой лестнице, — сказала ей строгая женщина. — Нас могут услышать другие.

Доктор ничего не сказала, только повернулась и снова взглянула на меня — глаза широко открыты, уголки губ опущены.

Нас провели в другую часть дома, на третий этаж. Коридор, в котором мы оказались, был широк и роскошен. Стены были увешаны картинами, а в торцах располагались окна во всю высоту, позволявшие видеть великолепные дома по ту сторону канала, облака и небо за ними. В коридор выходило несколько высоких и широких дверей. Нас провели к самой высокой и самой широкой.

Женщина взялась за рукоятку двери.

— Слуга у причала, — сказала она. — Он говорил с вами?

— Что? — спросила доктор.

— Он говорил с вами?

Доктор несколько мгновений смотрела в глаза женщины.

— Я задала ему вопрос, — сказала она (то был один из немногих случаев, когда я слышал от доктора откровенную ложь).

— Я так и думала, — сказала женщина, открывая нам дверь.

Мы вошли в большую комнату, освещенную только свечами и лампадами. Пол под ногами был мягким и теплым. В комнате стоял сильный сладкий запах, и мне показалось, что я почуял аромат целебных или укрепляющих трав. Я попытался уловить запах болезни или тления, но не смог. В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином. На ней лежал крупный человек, вокруг которого суетились трое — двое слуг и хорошо одетая дама. Они оглянулись, когда мы вошли и в комнату хлынул свет. Свет за нами начал убывать, когда строгого вида женщина стала закрывать дверь.

Доктор повернулась и сказала через еще оставшуюся щель:

— Слуга…

— Он будет наказан, — сказала женщина с ледяной улыбкой.

Дверь закрылась. Доктор глубоко вздохнула, потом повернулась — вокруг кровати в центре комнаты горели свечи.

— Вы и есть та самая женщина-доктор? — спросила дама, подойдя к нам.

— Меня зовут Восилл, — ответила доктор. — Госпожа Тунч?

Женщина кивнула.

— Вы поможете моему мужу?

— Не знаю, мадам. — Доктор оглядела комнату, в которой царил полумрак, словно пытаясь угадать истинные размеры помещения. — Было бы лучше, если бы я могла его видеть. Занавеси у вас задернуты специально?

— Нам сказали, что темнота уменьшает опухание.

— Давайте посмотрим, — сказала доктор.

Мы подошли к кровати. Ступая по ворсистому ковру, я испытывал странное, тревожное чувство, словно шел по палубе раскачивающегося корабля.

Судя по слухам, работорговец Тунч всегда был крупным мужчиной. Теперь он стал еще больше. Он лежал на кровати, дышал часто и неглубоко, серую кожу сплошь покрывали пятна. Глаза были закрыты.

— Он почти все время спит, — сказала нам дама — худенькая и невысокая, она была похожа на ребенка с узким бледным лицом; руки ее постоянно находились в движении — пальцы перебирали друг дружку. Один из двух слуг протирал лоб ее мужа. Другой подтыкал простыни в ногах кровати. — Он только что облегчился, — объяснила дама.

— Вы не сохранили стул? — спросила доктор.

— Нет! — Дама была шокирована. — В этом нет необходимости. Дом оборудован канализацией.

Доктор заняла место слуги, протиравшего лоб хозяина. Она заглянула в глаза больного, потом в его рот, а потом стащила одеяло с огромного распухшего тела и задрала на нем рубашку. Я думаю, что все толстяки, которых я видел, были евнухами. Работорговец Тунч был не просто толст (хотя в этом и нет ничего плохого — быть толстяком!), он весь опух. Странным образом. Я увидел это сам, еще до того, как доктор указала на это.

Доктор повернулась к даме.

— Мне нужно больше света, — сказала она. — Раздвиньте, пожалуйста, занавеси.

Дама поколебалась, потом дала знак слугам.

Свет залил огромную комнату. Она оказалась еще великолепнее, чем я думал. Вся мебель была отделана листовым золотом. Огромный балдахин из прошитой золотом материи, собранной в жгут в центре потолка, сам представлял собой что-то вроде занавеса. Все стены были увешаны картинами и зеркалами. На полу и на столах стояли скульптуры (главным образом нимфы и несколько старых похотливых богинь), а в буфетах виднелось множество вещиц, похожих на человеческие черепа, отделанные золотом. Ковры были мягкие, с сине-черным отливом — как я догадался, сшитые из шкур зулеонов, обитающих далеко на юге. Мягкие настолько, что меня не удивило, отчего, ступая по ним, испытываешь беспокойство.