Хол Клемент: В глубинах океана

Босс оказался достаточно человечен для того, чтобы выбрать меня для разведки. Поначалу я собирался именно так и поступить — взять субмарину и посмотреть, что из этого получится, но разум победил. Исчезновение Берта могло быть случайностью, хотя у нас уже были некоторые подозрения относительно региона вокруг острова Пасхи. То, что Джои пропал в пределах полудюжины миль от того же места, предположительно могло быть и совпадением — морю время от времени удается обставить человека. Однако после пропажи Мари только тупица отправился бы в этот район, если б смог этого избежать.

Поэтому я сейчас и находился в тысяче футов под поверхностью Тихого океана, в нескольких тысячах футов от его дна, замаскированный под обломок кораблекрушения.

Я не знал точно, на какую глубину мне предстоит спуститься, чтобы достичь дна. Моя последняя ориентировка на поверхности была вполне точной, и я прекрасно изучил контур дна к северу от Рапануи, но не был уверен, что опускаюсь строго вертикально. Течения вокруг острова не слишком похожи на гладкие, ровные стрелки, изображенные на мелкомасштабной карте Тихого океана.

Конечно, можно было воспользоваться эхолокатором, но чтобы не впасть в искушение, я не оставил на борту никаких излучающих устройств, кроме ламп дневного света; но даже их я не собирался включать до тех пор, пока хоть в какой-то мере не уверюсь, что нахожусь в одиночестве. Лучшей политикой для меня было видеть, но не быть видимым самому. А уверен я буду лишь тогда — если вообще смогу быть уверен, — когда опущусь на самое дно и достаточно долгое время проведу за прослушиванием.

Пока я смотрел на датчик давления, сообщавший мне, как увеличивается слой воды надо мной, и на сенсоры, которые дали бы мне знать, если кто-то неподалеку воспользовался бы сонарным устройством. Я не смог бы сказать, хочу ли я получить какой-то сигнал или нет. Если мои приборы проявят активность, то будет прогресс; тогда я буду знать, что рядом, внизу, находится кто-то, кому здесь не следует находиться, — с другой стороны, такой же разновидности прогресса добились и остальные трое.

Однако слишком беспокоиться об этом не стоило, потому что обломок разбитого судна в пятнадцать-двадцать футов длиной на индикаторе сонара покажется именно тем, чем он и является, а капсула скорее всего не будет заметна. Ясное дело, одних специалистов по сонарным устройствам обмануть труднее, других — легче.

Я, конечно, мог выглядывать наружу. Капсула была снабжена иллюминаторами, и парочка из них смотрела в ту сторону, где раньше располагалась корма «Пагноуз». Через них я даже временами что-то видел. Фосфоресцирующие искорки проплывали вверх, а люминесцентные полосы, недостаточно яркие для того, чтобы определить их цвет, иногда проносились мимо и исчезали во тьме, а порою целыми минутами висели перед иллюминатором, как бы отмечая местоположение тех загадочных и любопытных существ, что пытались заглянуть внутрь. Меня так и подмывало — не слишком сильно, но все же подмывало — включить свои фонари, чтобы посмотреть, что там такое.

Мой обломок медленно опрокидывался. Меня заверяли, что этого не произойдет — вес распределен так, что острый нос всегда будет указывать вниз, и когда я ударюсь о дно, капсула останется наверху, — но жаловаться теперь было некому. Сделать с этим ничего было нельзя, и я уже начал раздумывать о том, как мне придется выворачиваться, если капсула приземлится в донный ил или на твердую скалу, а обломок окажется наверху. Маневренность капсулы была очень ограниченной. Если меня накроет останками корпуса, будет недостаточно просто сбросить балласт для того, чтобы капсула вынесла меня назад к поверхности.

Повлиять на движение капсулы, перемещаясь внутри нее от стенки к стенке, я никак не мог. Внутренний диаметр этого крохотного аппарата был всего около шести футов, и то большую часть пространства занимала закрепленная аппаратура.

Некоторые из моих друзей были склонны решать проблемы, ничего не предпринимая до самого последнего момента. Большинство из них я пережил. Как только я заметил, что обломок опрокидывается, мне потребовалось пять секунд на то, чтобы обдумать возможные действия. Я не мог отцепиться от обломка прямо сейчас, потому что правильная, почти сферическая форма капсулы привлечет внимание любого наблюдателя, вооруженного хорошим сонаром, — правда, до сих пор такой наблюдатель не проявил себя. Я мог также включить огни, чтобы рассмотреть дно перед тем, как упасть на него, и тогда, может быть, я успел бы отделиться вовремя. Однако это шло вразрез с моими намерениями остаться незамеченным. Я мог продолжать опускаться на дно в надежде что независимо от того, опрокинется капсула или нет, я окажусь в безопасном положении по отношению к обломку, — то есть ничего не предпринимать. Это означало, что мне, может быть придется бороться за свою жизнь с законами природы — а их переубедить труднее, чем большинство оппонентов-людей.