Дмитрий Самохин - Крышник

– А-а. Бутерброды можно сделать, – вялым безжизненным голосом произнесла Инга Львовна и вдруг взорвалась, словно старый перележалый во мху болота боевой снаряд. – Бутерброды тебе, изверг! Крышу мне разрушил и еще бутерброды ему подавай! Ты пришел ко мне воровать, так воруй и убирайся!

– Чего ты разнервничалась, волнительная, – примирительно вытянул перед собой руки Крышник, не выпуская трубку из зубов, которая торчала подзорной трубой вперед.

– Да пошел ты! Бери то, за чем пришел. И уматывайся отсюда. Только учти. У меня и брать то почти нечего! – вскочила Инга Львовна.

– Ты разве не страдаешь? Тогда я правда пришел не по адресу, – сползая со стула, простонал Крышник.

– Причем тут мои страдания? – изумилась Инга Львовна.

– Ну, я же за страданиями пришел, – топнул недовольно ногой Крышник.

– За какими страданиями?

– За твоими.

– Ты же воровать пришел? – ничего не понимала Инга Львовна.

– Воровать, – подтвердил Крышник, и рыжие джунгли волос на голове встопорщились. – Страдания твои воровать.

– А зачем тебе, прости, мои страдания? – спросила Инга, хмурясь в страшном желании вычислить, в чем тут подвох.

– А тебе-то какая разница? Пришел я воровать страдания. Ну, и будь счастлива. Чего ерепенишься? Строишь из себя невесть что? – распереживался Крышник, вгрызаясь в трубку зубами.

– А вдруг ты меня надуть хочешь. Объегорить, – предположила Инга Львовна. – Сам мои страдания заберешь, а я с чем останусь?

Крышник надул щеки и переключил взгляд с женщины на желтые кухонные занавески в красных бабочках. Запыхтев, он втянул ноздрями воздух, так что они слиплись и стали похожи на спаренные коктейльные трубочки, и, раззявив пасть, слизнул длинным, точно пожарный шланг, языком трех бабочек с занавески.

– Ты чего делаешь?! – возмутилась Инга Львовна, хватая занавеску и прижимая ее к груди.

– А тебе чего, жалко, жадобная? – заканючил Крышник, облизываясь и поглядывая с аппетитом на красных бабочек.

– На бабочек мы не договаривались! – пряча за спину занавески, заявила Инга Львовна.

– А мы оказывается, на что-то договаривались? – удивленно хмыкнул Крышник и тяжело вздохнул. – Видать, мне до самого дома предстоит голодать.

– Может, ты все-таки скажешь, зачем тебе мои страдания? А я тебе, так уж и быть, дам… – Инга Львовна скептически осмотрела бабочек, – … слопать трех …

– … пятерых …

– … четверых бабочек.

– По рукам, – обрадовался Крышник, облизываясь. – Две бабочки сейчас, иначе я буду нем, как крыша.

Инга Львовна вздохнула и протянула ему конец занавески, на котором болтались две потертые бабочки.

– Что-то эти бабочки выглядят старовато, – капризно заявил Крышник и мигом слизнул их.

Довольно потерев животик, Крышник забрался на стол, скинув две чашки, и, растянувшись на скатерти, томно взглянул в потолок, раскуривая потухшую трубку.

– Ну, рассказывай! – заторопила Инга Львовна.

– Ах, да! Страданья! Понимаешь, предприимчивая, в моем мире страданий уже давно нет, и все мы живем счастливо.

– И зачем… – в который раз за этот вечер потеряв дар речи, недоговорила вопрос Инга.

– А затем, непонятливая, что без страданий счастья не существует. Когда нет страданий, любое счастье оборачивается пустотой, серостью. Поэтому в нашем мире самая почетная профессия Вор – Крышник. Мы, Воры – Крышники, воруем по разным мирам страдания и продаем в своем мире по высокой цене. Те семьи, которые могут позволить себе купить страдания, могут понять и насладиться счастьем. Такой вот мой бизнес!

Инга Львовна вытаращилась на Крышника, как на зеленую кошку, и отчего-то перекрестилась.

– Ну, давай, страдания твои воровать буду!

Крышник ушел, прихватив под мышку страдания.

Дыра в потолке на глазах обомлевшей Инги Львовны затянулась, словно и не было ее никогда, а за окном на месте исчезнувшего невесть куда смога расцветало солнце.

В прихожей затрезвонил звонок входной двери, и телефон отозвался на призыв истошными трелями.

Инга Львовна бросила последний взгляд на потолок и, к чему-то перекрестившись, отправилась открывать дверь, прихватив телефонную трубку, не смея и думать, что ждет ее за порогом.

«Наверное, обещанное счастье ….»

22 сентября 2002 г.