Алексей Очкин - Искатель. 1966. Выпуск №1

Сержант, тронутый таким искренним порывом мальчишки, даже растерялся.

— Это как командир… — и посмотрел на Дымова. — Может, и вправду возьмем его, товарищ лейтенант? Хоть на кухню?…

Дымов знал, что это невозможно, потому что командир части «железный» капитан Богданович не допустит малейшего самоуправства, но бойцы и мальчишка смотрели на него с такою надеждою, будто он сам может решить, и, чтобы не показать свою беспомощность и убедить их, что не держит больше зла на своего «противника», лейтенант согласно кивнул. И тут уже окончательно просветлело лицо мальчишки. Вырвал он у сержанта котелок и так принялся за кашу, что всем стало ясно: не меньше трех дней «постился». Не успел мальчишка справиться с котелком каши, как глаза его стали слипаться.

Оставив котелок, он забрался на нары и тут же уснул.

К полудню железная крыша накалилась, и в вагоне стало нестерпимо душно. Бойцы раздвинули двери. На первой же станции они собрались наполнить водою фляги, но только поезд остановился, раздался знакомый солдатам голос:

— Ну где тут «заяц»?

Бойцы соскочили с нар, вытянулись. По стремянке взобрался в вагон капитан Богданович, а за ним — комиссар Филин. Богданович — худой, высокий, смуглый, строгий на вид. Комиссар Филин тоже старался выглядеть строгим, но глубоко запавшие глаза, прикрытые лохматыми бровями, если присмотреться, были смешливыми и вызывали улыбку. Бойцы не переставали удивляться глазам комиссара, примечавшим все, и объясняли полушутя его исключительное свойство фамилией. Филин — птица, которая и ночью видит. И теперь комиссар сразу заметил за спинами солдат «зайца» на нарах…

— Вот он, товарищ капитан! — И, шагнув мимо расступившихся солдат, стал будить мальчишку: — Э-э… приехали, подъем…

Мальчишка за время путешествия на колесах, видно, привык к частой побудке. Он проворно вскочил с нар и, протирая глаза, изучал воинские знаки различия командиров.

— Куда, малец, путь держишь? — строго спросил Богданович.

«Заяц» по всей форме доложил:

— На фронт, товарищ капитан.

— Ну-ка, фронтовик, слазь…

— Глянь-ка, чего он выдумал?! — искренне удивился мальчишка и посмотрел на бойцов с лейтенантом: мол, втолкуйте ему, что я еду с вами. Но те, однако, почему-то промолчали.

— Вот что… — посоветовал капитан, — залезай на обратный и дуй до дому…

— Обратно не поеду, — с вызовом ответил мальчишка и направился к двери.

— Сдать коменданту станции, — приказал Богданович лейтенанту.

— Товарищ капитан, — обратился лейтенант, не выдержав укоризненного взгляда мальчишки, — может, разрешите…

— Не разрешаю! — гаркнул Богданович. — Это вам война или детский сад?!

Пацан, улучив момент, выскочил из вагона…

— Дымов, изловить «зайца»! — приказал капитан.

Лейтенант бросился за беглецом, но поезд тронулся…

На следующей остановке в погруженной на платформу машине Дымов нашел «зайца» и, окружив его с солдатами, «изловил» и сдал военному коменданту. Но только поезд набрал скорость, крыша вагона, в котором ехал взвод Дымова, прогремела жестью. А на стоянке дежурные зенитчики доложили лейтенанту:

— «Заяц» сидит на вашей крыше.

— Снять, — приказал юный лейтенант. По жестяным крышам загрохотали тяжелые сапоги солдат. Но мальчишка был неуловим: бежит, бежит и вдруг круто поворачивает в обратную сторону, прыгает козлом с вагона на вагон. Паровоз дал сигнал к отправлению, и погоню пришлось прекратить.

Как только эшелон остановился, Дымов с бойцами бросился на розыски и скоро доложил капитану, что «заяц» исчез.

— Не может такой сдаться без сопротивления! Ищите! — приказал Богданович.

Но «заяц» исчез. Капитан не мог поверить этому и пришел во взвод лейтенанта Дымова:

— Ну, признавайтесь, сховали?

Капитана тревожило, что мальчишка мог сорваться с крыши на ходу поезда. Бойцы и лейтенант были расстроены не меньше. Они даже имя у мальчишки не выпытали.

Стемнело. Воинский эшелон сейчас летел без остановки.

Все чаще попадались по пути отметины войны — черные остовы разбитых станций, скелеты сгоревших вагонов, степь, исклеванная, словно оспой, воронками бомб. И мысли у семнадцатилетнего лейтенанта были те же, что у его бойцов, которым было по двадцать или около… Скоро они будут жечь не фанерные, а настоящие фашистские танки. Прощай, учеба, марши, тревоги! Колеса отбивают: «На фронт, на фронт…» На сердце и радостно и как-то тревожно.

— На разгрузку пушек и машин даю полчаса, — бросил капитан.