Олег Таругин - Сны разума

Хмыкнув в третий – и последний – раз, каперанг погасил экран. Необходимости извлекать из дешифратора саму депешу не было: она уже была уничтожена. Спрятав секретный прибор в сейф и заперев его (приложиться к раритетной бутылке хотелось неудержимо, но было нельзя, вернее – не время), Чебатурин коснулся пальцем клавиши вызова внутрикорабельного интеркома, вызывая обоих своих заместителей:

– Кап-два Сергиенко, кап-два Дейнек, поднимитесь в боевую рубку. Срочно! – Переключившись на другой канал, он продолжал: – Дежурному офицеру – боевая тревога, начать предстартовую подготовку к гиперпрыжку. Командирам и персоналу боевых частей занять места согласно штатному расписанию. Конец связи…

Капитан первого ранга Чебатурин не знал, что в эти же самые минуты другой флотский офицер, каперанг Хайнц Баумгартнер, точно так же удивленно принимает из рук подчиненного секретную депешу. И точно так же, вскрыв сейф, снимает последний шифрокаскад, выводя содержание сообщения на экран командирского дешифратора. А прочитав, точно так же объявляет на борту вверенного корабля боевую тревогу, готовясь уничтожить указанную командованием штаба цель.

Но были и три существенных различия.

Во-первых, в сейфе каперанга Баумгартнера не стояла бутылка безумно дорогого коньяка, на покупку которого не хватило бы всего его годового оклада. Правда, там стояла бутылка виски, но самого обычного, а вовсе не двухвековой выдержки и уж, конечно, не разлитого на самой Земле.

Во-вторых, приказ отменял ранее полученное задание по проведению спасательной миссии на безымянной планете, пока что обозначенной лишь коротким буквенно-цифровым индексом. Успевших высадиться десантников надлежало срочно эвакуировать, а по поверхности – нанести удар. Причем по тому же самому квадрату, где и проводилась спасательная операция! Так что его корабль в отличие от «Мурманска» вовсе не собирался уходить во внепространственный прыжок, по-прежнему продолжая висеть на высоком геостационаре.

В-третьих, корабль относился к совершенно иному типу и боевому классу.

Корабль каперанга Хайнца Баумгартнера назывался БДК «Крым»…

Раньше, особенно по молодости, я считал, что самое главное в любом споре или дискуссии – доказать свою правоту. В идеале – оппоненту. Как минимум – самому себе. Последнее в том случае, если оный оппонент уж слишком твердолоб и упрямо не желает признавать все ваши доводы, доказательства и контраргументы.

Но сейчас я неожиданно убедился, что сие утверждение, мягко говоря, не совсем верно. По крайней мере, слова полковника: «…получается, Игоревич, глянь – зашевелились-таки, уроды!» – меня как-то не слишком вдохновили. Совсем не вдохновили, честно говоря!

Все же что-то было не так, вернее, не совсем так, как планировалось контрразведчиком…

Вырванный полковничьим воплем из мира собственных футуристических фантазий, я несколько секунд непонимающе мотал головой, приходя в себя. В этот раз мне, похоже, удалось погрузиться в хранящуюся в Маринкином разуме «матрицу» куда глубже, нежели бывало раньше. Первое мгновение казалось, что я все еще там, в капитанской каюте. Точнее, в двух капитанских каютах двух могучих боевых кораблей нашего славного будущего.

Хм, вот, кстати, насчет названий. Только что в голову пришло: бэдэка-то ведь «Крымом» зовется, не как-нибудь! Ладно, не самое подходящее время искать аналогии и восторгаться удивительными совпадениями. Хотя бы потому, что Анатолий Петрович прав: «уроды» действительно «зашевелились».

Небо, еще несколько минут назад (ну или сколько я там в литературных эмпиреях витал?) лазурево-голубое, с несколькими безобидными ватками-облачками, сейчас приобрело совершенно угрожающий вид. Свинцовое, низкое, затянутое тяжелыми тучами, готовыми вот-вот обрушиться потоками не то дождя, не то чего похуже. Впрочем, насчет «чего похуже» – это я глупость сказал: зимой мы с Мариной в Крым не ходили, так что и воспоминаниям о каких-нибудь там вьюгах-метелях, заставших несчастных туристов на вершине Седам-Кая, взяться неоткуда – уж извините, граждане инопланетчики! А вот под дождь оба попадали, в Крыму это не редкость, особенно если в сезон попадешь.

– И давно оно… так ? – окончательно придя в себя, осведомился я у полковника, зябко поеживаясь: от внезапно сорвавшегося холодного ветра, усиливающегося с каждой секундой, моя футболка с напяленным поверх бронежилетом защищала как-то не сильно. Вообще никак не защищала.