– Тихо, граждане! Все правильно товарищ излагает. Бесклассовое общество, слияние умственного с физическим. Это ж, братишки, коммунизм, тот самый, за который нас с вами царские недобитки в медвежьем углу приперли. Теорию, братишки, подзабыли, брашпиль вам в форточку!
Марсианин, надо сказать, прямо расцвел в виду такой кинематографической сцены.
– Вот они, типажи! Вот они, кадры! Вот они, личные контакты! Ай-ай-яй! - вскрикивал он радостно, тверже сжимал в руке драгоценную шкатулку, и под сердцем его тоже открывались лепестки нежного цветка.
В общем, как видим, повезло всем. Профессиональному марсианину-кинооператору - потому, что он с ходу влетел в митинговую гущу беззаветных героев собственного кинофильма, и крупный план кадр за кадром косяками шел теперь на катушки приемников корабля, тормознувшего среди звезд по поводу такой сюжетной находки Повезло и балтийцам, которые сразу, из первых рук, так сказать, самотеком получили известия о замечательной жизни на других мирах, в существовании которой хотя никто из них и не сомневался, но все же иной раз проявлял колебания ввиду неясной постановки вопроса со стороны административных кругов. А тут вдруг стопроцентный астроном с наипоследними, как подчеркнул комиссар Струмилин, и обнадеживающими данными в кармане!
От такого вылетит из башки и страх перед смертью, что уже заказана, запрессована в нарезные стволы озверелого противника на дистанции прямой наводки.
Прав, прав, как всегда, оказался комиссар Струмилин. Задалтаки подпольный марсианин морячкам тонус, который вовсе не каждый обнаруживает в себе перед лицом неповторимой смерти, не чьей-нибудь, а собственной, а потому особо наглядной и убедительной. А тонус есть, значит, дорого, ох, дорого заплатит классовый враг за кровь комиссара и товарищей его, потому что в крови этой вскипела вера в новый мир и счастливую звезду его, на которой, наверное, тоже когда-то летели наиболее сознательные головы братьев по разуму, и по-другому быть не могло, иначе какие же они, к черту, братишки.
Между тем сгусток влажной тьмы скатился с восточных широт планеты и теперь клубился над болотами, замкнувшими отряд.
Представление, начатое марсианином с легкой руки комиссара Струмилина, по-прежнему продолжалось. Ему вполне удалось удержать свое реноме в рамках лектора-эрудита, не расширяя этих рамок до истинных размеров оригинала, так что ни одна живая душа не догадывалась о его подлинном происхождении. Впрочем, никому теперь и дела не было до его происхождения, как и до вороны, что где-то вверху хриплым карканьем отметила приход глухого часа полуночи. Марсианин успел поведать о занятиях на дальней планете, об отдыхе на ней, о насыщенном распорядке дня, показал, как танцуют наши сверхдальние сородичи - высоко подпрыгивая и чуть зависая в воздухе, коснулся тех вещей, что делают жизнь марсиан счастливой, и, чтобы до конца быть правдивым, перешел теперь к минутам, когда марсианину бывает нехорошо. Такова уж, видно, биология всего живого, не может оно быть счастливым без конца.
– Вот просыпается он утром, - говорит марсианин, - и чувствует: нет настроения, пропало. Жить не хочется. Переутомился, что ли?
Одевается, выходит на площадку, хорошо кругом. Солнце сияет, птица садится на плечо, ветерок.
А под ногами, глубоко внизу пенится морской прибой у кромки золотого пляжа. Надевай крылья и головой вниз! А может, без крыльев? Головой вниз - и делу конец. О-о-о, как скверно на душе!
Друзья! Да где они, друзья?
Жена? Да чем же она поможет, жена?
Неизвестно, чем бы окончилась эта его грустная новелла, так как в самом начале ее у костра появился комиссар.
– Товарищи, - сказал он. - Собрание необходимо закрыть. Прошу вас занять свои боевые позиции.
Погруженные в яркие картины чудной жизни великой планеты, матросы, придерживая оружие, поднялись и один за другим растворились в темноте.
– Вот, - сказал комиссар, убедившись, что у костра никого не осталось, - подбросили, гады, записку. Обещают шомполами всех, кто в живых останется. Так сказать, программное заявление.
– Дайте бумажку, - потребовал марсианин. Он повернул ее текстом к огню, рассмотрел, потом текстом же прижал к куртке.
– Крупно, - сказал он в микрофон. - Дайте это крупно. Как подбросили записку? На кого падает подозрение?
– Подозрение падает на того, на кого ему легче всего упасть, - усмехнулся комиссар, глядя куда-то в сторону от марсианина.
– На кого легче, - соображая, сказал марсианин, и пнул носком шикарного сапога чадящую головешку. - Значит, на меня.
Читать дальше