Сборник - Фантастика, 1982 год

Как она соскучилась, истосковалась по смеху, по остроумным юношеским каламбурам!

– Еще! Еще! - просила как расшалившийся ребенок.

И вдруг куда и делось веселье: несколько автоматных очередей прострочили тишину.

Михайло порывисто вскочил и тут же плюхнулся обратно, сцепив зубы;

– Болит, проклятая…

Медленно, опираясь на кочергу, доковылял до окна: - Где это? В лесу?

Маринка накинула кожух: - Сейчас узнаю.

– Стой! Ты куда?

– Я только на крыльцо.

Стрельба удалилась, Маринка вернулась помрачневшей.

– Ну, что там такое?

– Да… Опять Андрон. Бегает по селу и строчит - на собак охотится.

– Откуда ты знаешь?

– В лесу от выстрелов эхо совсем иное. Да и с крыльца видно: он же в черной шинели. Ему одному пока что форму выдали. А теперь, значит, и автомат доверили…

Сняла кожух, села понурившись:

– Смерть и смерть, кругом смерть… И когда это кончится…

– Само - никогда. А возьмемся все - то скоро.

Маринка совсем голову опустила:

– Возьмемся… Куда мне с такой ногой…

– Ты и так уже взялась. - Михайло нахмурился. - Вот жизнью своей рискуешь…

Но девушка только рукой махнула:

– Тоже мне сокровище… Ничего она сейчас не стоит, моя жизнь.

Михайло, опершись на подоконник, шагнул к Марине и вдруг - что это он? - положил руки ей на плечи.”. Потом осторожно, нежно правой поднял ее голову и - глаза в глаза - посмотрел. Странно так посмотрел, совсем не так, как молодой парень, почти сверстник, а будто врач - точь-в-точь как тогда, в первый день.

– Стоит! Жизнь оценивается только жизнью.

Сели на скамью, девушка притихла.

– Знаешь, Маринка, разные бывают люди. Одни живя умирают, а другие и умирая живут. Некоторые только о смерти и думают. Да еще к тому же философствуют: “Очень мы, - говорят, - жизнь любим, потому нам и умирать страшно”. А иные то и дело проклинают жизнь, вечно ее ломают, переиначивают. Но зато и в последнюю секунду живут, верят: все можно начать сначала…

– Сначала… Это только в фантастических романах так бывает. - Маринка грустно улыбнулась. - Пока читаешь, забудешься - и за то спасибо: вроде полегчает.

Задумалась, какой-то шнурок крутит на пальце, завязывает и развязывает.

Михаиле встал, заковылял к лежанке, лег.

– Фантастических, говоришь? Читал. Выдуманные истории! Знаешь, - хитровато прищурился, - мне иногда кажется - можно было бы и поинтереснее придумать. Вот ты смеялась, что называю себя помощником капитана Немо, а я действительно, так сказать, живой герой фантастической повести. Рассказал бы я тебе, да боюсь - спать не будешь. Вон уже и солнце село…

– Расскажи! - встрепенулась Маринка. - Расскажи! Расскажи!

– Да нет, лучше завтра. - Михайло сделал вид, что решил окончательно, а сам краешком глаза лукаво поглядывает на Марину.

– Ну все. Пока не расскажешь, я и спать не лягу. Так и знай.

– Вот беда! - упрямился Михайло. - А может, все же завтра?

Маринка рассердилась: - Можешь совсем не рассказывать. Подумаешь…

– Ну ладно, ладно, пользуйся моей добротой. Слушай.

С чего же тебе начать?…

– Подожди, я сейчас! - Маринка, припадая на костыль, метнулась в сени: засов, крючок - все как следует. Заперла и внутреннюю дверь. Приготовила коптилку, зажигалку, завесила окна. - Сейчас, сейчас! Одну минутку! - Зажгла коптилку и, поудобней устроившись на широкой маминой кровати, с наслаждением вытянула уставшие ноги. - Ну, начинай…

По стеклу окна снова царапает ветка, сверчок стрекочет: “Пока все тихо… Пока все тихо…” Но девушке не до сверчка.

Первый рассказ Михаила

До войны мы с отцом жили на окраине города в маленьком, совсем уже ветхом домике. Его и строили когда-то невысоким, чтобы дров зимою поменьше уходило, а за долгие годы он так врос в землю, что совсем скрылся в буйном, одичавшем вишневом саду.

Мать умерла, когда мне еще и года не было, отец с утра до вечера на заводе, и я рос, воспитывался, можно сказать, не дома, а в двух садах: днем - в детском, а вечером - в отцовском, вишневом. Здесь и в салочки с соседскими ребятами гонял, здесь потом и уроки к школе готовил, здесь же, за столиком, и к вступительным экзаменам в институт готовился. Провел под вишню электричество. Вкрутишь лампочку - и пожалуйста. Сиди читай, пока усталость не одолеет.

Сад был чудесный - старый, густой, как лес, заросший травой, с улицы и с двух сторон огорожен забором, каким-то чудом державшимся на истлевших, совсем доисторических столбах. С третьей стороны ограда давно уже повалилась, и сад свободно соединялся с другим, таким же вишневым и одичалым.