Сборник - Фантастика, 1982 год

– Аи, алла! - воздев руки, закричал старший. - Убыр! Урус-шайтан! Качабыз! [Ведьма! Русский черт! Удираем! (тат.)]- Замахал руками, и все за ним, завернув, умчались и даже коня пойманного бросили. Подальше от шайтана или, может, не от шайтана, а от русской ведьмы, которые, по рассказам русских пленников, не только на конях и людях, но даже на метле могут ездить.

Так судьба опять увела прочь смерть от предка моего Федора и, как это уже вам ясно, и от моей восьмижды прабабки Марии. В последний раз погрозила небытием всему моему роду и затем оставила нас в покое на долгие почти четыреста лет.

Но все же, увы, не навсегда, и теперь небытие нависло над родом Благовестных уже окончательно: живых потомков у меня нет, и род на мне закончится. Но в то время судьба была милостива к нам и на прощание кинула в качестве подарка догадку о чудесном действии проглоченного Марией рубина.

. Федор приходил в себя ночью несколько раз, стонал, просил пить, затем опять впадал в забытье. Но Мария ничего не слышала. Она проспала до самого утра. Проснулась легко, бездумно, с ощущением счастья и полноты жизни. Они не вызывались какими-то внешними причинами, наоборот, эти причины могли лишь омрачить настроение, но тем не менее в первые секунды пробуждения Мария испытала именно легкость и счастье. Это ощущение было в ней самой, исходило изнутри ее существа, и вот тогда, в то утро, вдруг ее осенило, что радость эта идет от камня, который она проглотила. И тогда же ей подумалось, что камень надо сохранить во что бы то ни стало, не отдать никому.

Раннее росистое утро, звонким птичьим многоголосием и яркими лучами восходящего солнца, подсветившего снизу изумрудную листву, будило путников, бодрило, радовало красками, звало живое к жизни. Все обещало чудесный теплый день. И хотя платье Марии было мокрым от росы, холода она не ощущала, была бодрой и свежей. А потом Мария увидела Федора, бледного, измученного, лежавшего, раскинув руки и выпятив кадык, запрокинув голову, на влажной траве, и ее охватила жалость к нему, огромное желание помочь, защитить, спасти. Но что сделать, чем напоить и накормить раненого, как дать ему покой, как защитить?

Она огляделась вокруг. Нерасседланный конь в татарской уздечке, без трензелей во рту, мирно щипал траву невдалеке.

Все было тихо, никого не было видно, но Мария не поверила в это обманчивое спокойствие. “Уходить. Немедля уходить отсюда”, - подумала она и побежала к коню. Тот, доверчиво фыркнув, теплыми мягкими губами ткнулся ей в руку и, не сопротивляясь, пошел за ней к Федору. Когда они подошли, Федор застонал, очнулся и еле слышно попросил пить.

– Пить? - ахнула Мария. - Пить. Ну конечно! Но как же мне тебя напоить? - Она снова огляделась. “Воду, наверное, можно будет найти в овражке, - подумала она. - Но в чем принести?” И чтобы не терять времени, подтянулась к седлу, вскинула ноги и поскакала под уклон к заросшему мелколесьем оврагу.

Небольшой родничок, наполнявший крохотное зеркало, прозрачным светом притянул взор Марии, отразил ее большие глаза и маленькие уши с плоскими золотыми сережками в них.

Из родничка вода ручейком изливалась по дну овражка, теряясь в изгибе его прихотливого русла. И судя по тому, что конь пить не хотел, он уже приникал ночью к этому ручейку.

Мария всласть напилась сама, затем сильно намочила подол платья, как могла быстро влезла опять на коня и поскакала к Федору. Там тоненькой струйкой она отжимала воду в жадно раскрытый рот Федора. И когда он хрипло попросил еще, снова съездила к родничку и еще напоила его.

Потуже затянув засохшую повязку на боку уже немного пришедшего в себя Федора, она помогла ему, а вернее сказать, сама взгромоздила его в седло, и как она это сумела - один бог ведает. Но взгромоздила, ибо надо было ради спасения живота как можно дальше уехать от Казани.

И по пути смекалка Марии еще раз их выручила.

На больших полянах, за лесом, из которого они выехали, увидела Мария табун лошадей. И пришла ей в голову верная мысль - выменять на свои золотые сережки один-два бурдюка кобыльего молока. Так-то к пастухам соваться опасно - полонить могут. Ну а если сережки возьмут, то на нее уже не позарятся, удовольствуются платой, ибо хоть и живут дико и вдалеке от власти своей, но не захотят хлопот с полонянкой, которую обязаны доставить во всем том, что на ней было.

Лучше неплохой выкуп взять - это уже законная добыча. Мария по-татарски неплохо понимала и могла говорить, на что тоже надеялась.