Сборник - Фантастика, 1983 год

– И откуда все это… снизошло? - Мавродин знал о скудости материалов, тормозящих их совместную работу, как и то, что Авилов никогда не занимается отсебятиной.

– Убедительно? - спросил Вадим Сергеевич и с загадочным выражением лица поманил Мавродина к столу; тот послушно последовал за его жестом; Авилов указал на кресло.

Мавродин опустился в кресло, и тогда Вадим Сергеевич достал из ящика казуаль, взял акварель Радужного, также хорошо знакомую и Мавродину, и предложил:

– Попробуйте рассмотреть вот через эти линзы.

Мавродин стал вертеть в руках казуаль, с любопытством разглядывая ее устройство: - Откуда сей… верблюд?

– Это казуаль… у археологов попросил, - коротко ответил Авилов и снова предложил: - Вы все-таки посмотрите через линзы на акварель. - Авилов помог Мавродину установить линзы под нужным углом, поднес к ним акварель, потом стал двигать ее в стороны.

– Интересно… - произнес Мавродин с недоумением. - Любопытный эффект…

– И только? - хмыкнул Авилов, ожидавший, видимо, более бурной реакции. - Вы понимаете, как этот прибор раздвигает рамки рисунка…

– Да-а… дает объем. - Мавродин посмотрел на возбужденного Авилова, недоуменно пожал плечами. - И на этом основании вы пустились в плавание? - В голосе был скепсис, явное осуждение.

– А почему бы нет?!

– А как вы все это будете обосновывать? - Мавродин кивнул в сторону листов, разложенных на столе, диване, даже на полу. - Может быть, вы собираетесь предложить и членам научного совета воспользоваться этой штукенцией?

Авилов заговорил сердито:

– Да, это путь, пусть необычный, но путь. Это лучше, чем топтаться на месте.

Мавродин не возражал.

– Но откуда в ваших рисунках такая достоверность? Такое точное ощущение эпохи?

У Авилова мелькнула догадка., и он осторожно спросил:

– А что вы видели?

– Видел я интересное… Объемы дворца… Но это же иллюзия, - закончил он.

Эти слова словно подхлестнули Авилова, и он пустился в многословные объяснения, что в искусстве (а архитектура это и искусство и наука) возможны озарения, которые сродни непознанным сторонам человеческого духа.

– Эффект стереоскопичности есть, но… это иллюзия, - признался Леонид Христофорович, а потом, глядя на растерянного друга, добавил: - Просто мы с вами устали… Вы уже третий год не отдыхаете, и вот…

– Желаемое принимаем за действительность?… - Вадим Сергеевич говорил с раздражением: - Но я ведь действительно вижу! Или это свойство только моих глаз, или… я сошел с ума?

– И я вижу, - согласился Мавродин, - но не верю…

– У нас начались галлюцинации? Да? Это же чушь?… Уже несколько дней я работаю с казуалью. И акварель и гравюра с помощью казхали стали трехмерными? Вы согласны?

– Это иллюзия! С вами спорить не буду. Если… подобное вам помогает в работе - пожалуйста. Но в качестве аргумента, доказательств это никому приводить нельзя.

– Я не боюсь иронии! - выпалил Авилов.

– Вы же не хотите выглядеть смешным экстрасенсом.

– А может быть, линзы обладают голографическим эффектом? - распалялся Авилов. - И при чем здесь экстрасенс?!

– Для того чтобы с помощью ну пусть этих линз получить голографический эффект, нужно, чтобы и рисунок был сделан также с помощью голографической техники… В ней заложена объемность,, - терпеливо объяснил Мавродин.

– Видимо, да, - Авилова убедили эти сведения. - Но если вы соглашаетесь с тем, что некий, пусть с вашей точки зрения, стереоэффект возникает, то, может быть, для другого он возникает в большей степени?… А-а?

Мавродин умолк. Он явно не мог принимать всерьез доводы Авилова, его беспокоило другое - нервное состояние друга, которого можно разубедить лишь вескими аргументами, и Мавродин предложил:

– Минутку. Я вспомнил. Давайте посмотрим в энциклопедии. - Мавродин быстро поднялся и, найдя лесенку, приставил ее к полкам, где стояли фолианты БСЭ, нашел нужный том, полистал его и прочел: - “Стереоскоп… оптический прибор для рассматривания снимков… с объемным их восприятием. Снимки должны быть получены с двух точек и попарно перекрываться между собой, что обеспечивает передачу объектов в соответствии с тем., как их раздельно видит правый и левый глаз человека”. - Мавродин с шумом захлопнул том, давая понять, что дальнейшие объяснения уже ни к чему.

Авилов присел на подлокотник кресла, скрестил руки; вся его поза выражала несогласие с подобными аргументами коллеги. Он уже привык к тому, что главный инженер, с которым Вадим Сергеевич разработал и осуществил за десятилетия не один проект реставрации памятников зодчества, был человеком трезвым, с четким инженерным мышлением. Хотя Мавродин столько лет работал бок о бок с людьми искусства, но редко поддавался чувству восторга, какое вызывает великое произведение. Он мог восхищаться оригинальностью, смелостью, необычностью инженерных решений, открытий, но главным для Мавродина оставалась рациональная сущность, элементарная подлинность сделанного. И тем не менее Авилову всегда было интересно беседовать с Леонидом Христофоровичем, ибо его рационализм обострял мысли и чувства, побуждал к поискам, но чаще всего помогал познать реальность, истину.