Я про себя возмутился:
– Да на мой почерк вроде никто не обижался. В школе по чистописанию меньше четверки не было.
– Тут тебе не школа, а,вот через три часа чтоб все было, как положено быть. Понятно?
– Понятно. Но, может, вы по существу посмотрите, что надо исправить?
– Вот тогда по существу и посмотрим. Можешь идти. Бумаги у меня больше нет.
Мои разведчики бумагу, конечно, где-то достали, а батарейный писарь сделал из расписания прямо-таки выставочный экспонат.
В одиннадцать я снова стоял перед капитаном.
Он глубокомысленно осмотрел расписание, после чего изрек:
– Плохо. Вот это, - он ткнул пзчьцем, - перенести - сюда. Добавишь строевой и уставов. Можешь идти.
Я мысленно сосчитал до десяти, скрутил лист, повернулся и вышел.
Когда я явился вновь, в два часа дня, оказалось, что Ильметьев отдыхает после обеда. Потом он был занят какими-то другими делами, и только после шести мне удалось попасть к нему.
Не глядя на расписание, капитан кинул его в угол.
– Ладно, завтра доложу командиру дивизиона..Можешь идти. Утром сам проверю, как занятия ведешь. И готовься получать пополнение.
Но ни утра, ни пополнения мы не дождались. Ночью по хатам забегали посыльные. Они стучали в окна, будили спящих, вызывали всех офицеров в штаб дивизиона.
На этот раз нас собирал сам командир дивизиона - майор Ефремов. Его все знали как смелого и знающего свое дело человека. Авторитет его в дивизионе был непререкаем, ему старались подражать не только в большом, например, в уменье быстро и точно готовить исходные данные для стрельбы и поражать цель, но и в малом - ходили слегка раскачиваясь, носили небольшие усики, повторяли его любимые словечки.
– Вот что, товарищи офицеры. Получен приказ о нашей передислокации. Посадка в эшелон начинается через час. Пополнение и матчасть будем получать в пути.
С первыми лучами солнца эшелон с нашим артполком тронулся на север. Хоть мы и грузились в срочном порядке, но ехали не спеша. Подолгу стояли на железнодорожных узлах, разъездах, а иногда и в чистом поле. На некоторых станциях нас уже ожидали маршевые батареи. Людей, технику, лошадей распределяли по дивизионам и батареям и двигались дальше. Иной раз подсаживались по два-три человека из госпиталей или отставших от других частей.
На одной из остановок к поезду подошел младший техниклейтенант, невысокого роста, худенький, в очках. В руках у него было два больших, видимо, тяжелых чемодана. Он поставил их на землю, тыльной стороной ладони вытер лоб, достал документы и протянул их стоявшему у дверей Ильметьеву.
– К нам. Садись, - сказал тот.
Солдаты помогли втащить тяжелые чемоданы. Вслед за ними вскарабкался и вновь прибывший.
– Младший техник-лейтенант Лоскутов прибыл для дальнейшего прохождения службы, - представился он капитану.
– Ты что же это, с чемоданами на фронт собрался или… или в пансион? - спросил капитан. - БОЛЬШИНСТВО из нас не знало в то время, что такое пансион, а капитан не удосужился объяснить, почему именно в пансион надо ехать с таким грузом, но острота капитана нам понравилась, а вид у младшего лейтенанта с его чемоданами был такой комичный, что мы дружно фыркнули.
Тут надо сказать вот о чем. Непростым было наше отношение к Капитану Ильметьеву. Мы знали, что на фронте он провел всю войну, выслужился из старшин, что в самый тяжелый момент боев на плацдарме один, имея в помощниках только пожилого ездового, подскочил с передком к пушке, у которой был перебит весь расчет, подцепил и увез ее на глазах у растерявшихся немцев. И в то же время любил он хвастаться этим и другими своими подвигами и орденами, нудно поучать нас, молодых, как нужно жить и воевать. Так что любить его было особенно не за что.
Но сейчас он был один из нас, однополчанин, фронтовик, а младший лейтенант - чужак, необстрелянный молокосос.
А к таким мы, мягко говоря, относились не очень любезно, хотя сами не так уж давно находились в их же положении…
Лоскутов ничего не ответил, стоял, глядя в землю, а подбодренный нащим смехом капитан продолжал:
– Небось мамка пирогов на дорогу напекла или подштанников запасных надавала, чтобы было что менять, когда драпать будешь.
– У меня мамы нет… Ее немцы повесили, - тихо сказал младший лейтенант и поднял глаза на Ильметьева.
Тот явно смутился, но виду не подал.
– Размещайтесь, - сказал он и как будто потерял интерес к младшему лейтенанту. Но мы-то знали, что это не так.
Лоскутов прибыл на должность арттехника дивизиона. На первой же стоянке он побежал осматривать орудия и затем пользовался каждой возможностью для этого. Энергия била из него. В пути он организовал занятия для артмастеров батарей, собирался заниматься с командирами взводов и орудий, но времени оставалось мало, эшелон приближался к фронту.
Читать дальше