Сборник - Фантастика, 1985 год

Кассирша поднялась и направилась к сейфу - не сунула ли она туда по рассеянности вместе с деньгами и обновку, и ведомость? Сейф был пуст. Анжела Федоровна с минуту молча смотрела в его железные внутренности и не увидела ни печати, ни поролоновой подушки, пропитанной чернилами, ни единой бумажки. Не было там и тугих денежных пачек, которые она сама запихнула в сейф полчаса назад. Потыкавшись вздрагивающей ладошкой в холодные железки, Анжела Федоровна без единого звука опрокинулась навзничь.

Заводоуправление бурлило, снова все были взбудоражены непонятным событием. Счетовод Жорка Хрустаков, главный герой первого происшествия, проявив завидное самообладание во время второго, и теперь хотел оказаться полезным. Он заглянул во все ящики стола Анжелы Федоровны и убедился, что в них ничего нет. Даже нижний ящик, в котором Ажела Федоровна хранила свои старые туфли и сапоги в ожидании осенней распутицы, был пугающе пуст. Жорка набрался духу и заглянул даже в сумочку кассирши - она оказалась настолько пуста, что, наверно, таковой не была даже во время ее приобретения.

Нигде не было ни документов, ни чековой книжки, не нашлось даже удостоверения личности.

Приехала милиция.

Допросы продолжались до глубокой ночи, все окна заводоуправления светились, управленцы ходили подавленные свалившимся несчастьем. Тщательный обыск всех помещений, включая чердаки, подвалы, архивы и даже закутки, куда тетя Паша прятала свои метлы, швабры, совки, даже такой обыск ничего не дал.

Жорка Хрустаков, возбужденный случившимся, попытался было рассказать милиционерам о том, как его пытались обмануть карточные шулеры, но те не стали его слушать. Милиция ехала ни с чем.

Анжелу Федоровну поместили в ту самую палату, в которой три месяца лечился Илларион Ильич. Иногда ей становилось лучше, она что-то бормотала, но разобрать удалось немного.

“Кто последний? - слабым голосом спрашивала в бреду Анжела Федоровна. И тут же добавляла: - Я за вами”. Врачи не могли сказать ничего определенного, они не знали даже, как долго продлится это ее ужасное состояние.

Заводоуправлением метизников всерьез заинтересовались в институте психиатрии, и как-то в начале рабочего дня во двор въехал автобус с красным крестом и еще одна машина - черная легковушка. За два часа бригада психиатров выяснила, в чем дело. Но объяснять ничего не стали. Тетю Пашу увезли с собой. Да не просто увезли, под ручки к легковушке проводили, на переднее сиденье усадили, рядом с водителем. Больше всего метизников удивило поведение самой тети Паши, К этому немыслимому почету она отнеслась спокойно, как к чему-то вполне естественному, будто ничего другого она и не ожидала.

На прощание ученые в белых халатах успокоили метизников, что все их беды кончились, что больше никогда с ними не произойдет ничего подобного. От этого сообщения им стало немного грустно, потому что они уже стали привыкать к чудесам и жизнь без странных и загадочных происшествий сразу потускнела, сделалась какой-то беспросветной. Гвозди и даже гвоздодеры потеряли для них всякий интерес, и говорить на совещаниях о таких вещах всерьез метизники уже не могли. Добавили еще ученые люди, что всего сказать не могут, поскольку это тайна и она вполне может иметь стратегическое значение, особенно теперь, когда международная обстановка… В общем, сами понимаете.

Больше всех переживал счетовод Жорка Хрустаков. Он замккулся, в курилке уже не слышно стало его уверенного сипловатого голоса. В обеденный перерыв Хрустакова часто видели одиноко бродящим по соседним улицам. Он вышагивал квартал за кварталом, не замечая знакомых, сумрачно и напряженно думая о чем-то. Видимо, происшествия в заводоуправлении что-то сдвинули в его душе, растревожили, пробудили что-то неспокойное, может быть, даже крамольное. Если он и заговаривал на работе, то это были слова о смысле жизни, о роли человека во Вселенной и его возможностях на родной Земле. Все сходились на том, что Жорке что-то открылось неведомое, что кратковременный отрыв от крашеного пола в курилке нарушил равновесие в его организме и вселил беспокойство. Хохот раздражал Жорку, анекдоты казались пустыми и никчемными.

Дело дошло до того, что как-то зимой его увидели смотрящим в ясное ночное небо.

– Что там? - спросили его.

– Звезды, - ответил Хрустаков. И столько печали, столько тревоги было в его голосе, что спрашивающий, а это был директор Илларион Ильич, содрогнулся от жалости и бессилия помочь своему подчиненному.