Сборник - Фантастика 2002. Выпуск 2

Отсюда их догматизм и яростная непримиримость.

Странно, что они до сих пор не объявили фашистом, скажем, Грибоедова. Сколько я помню, Чацкий у него совершенно открыто поносит западничество тогдашней России и приводит в пример китайское "премудрое незнанье иностранцев". Явный красно-коричневый ксенофоб.

Намек на еще одно объяснение того, отчего Ордусь видится ею в столь темных тонах, г-жа Вольтская дала во время беседы с консультантами переводчиков ван Зайчика - И. А. Алимовым и мною. "Но ведь Ордусь же тоталитарное государство, - обмолвилась она, - там очень мало преступлений".

Вот оно. Когда-то усвоив совершенно справедливую мысль о том, что в тоталитарных обществах преступность, как правило, в среднем ниже, чем в демократических, наши либералы уверовали и в обратное: если в обществе мало преступлений, оно наверняка тоталитарное. И потому уж одно то, что в придуманном ван Зайчиком государстве Ордусь все живут безбоязненно, является при определенном перекосе сознания признаком процветающего там государственного насилия.

А это не шутки. Не литературоведение. Бог с ней, с Ордусью! Эти же граждане и здесь, в России, всякую попытку обуздать преступность называют откатом к тоталитаризму. И становится понятно, почему. Оказывается, высокий уровень преступности для них уже стал чуть ли главным признаком и даже критерием свободы и демократии!

Сильно подозреваю, что отсутствие в Ордуси предателей, насильников, просто непорядочных людей - совершенное естественное для ироничной доброй сказки - матерые борцы с тоталитаризмом воспринимают исключительно как следствие происходящих там вопиющих нарушений прав человека. Они, похоже, и в России понимают права человека так же: не мешайте быть плохими! Не мешайте лжецам быть лжецами, предателям - предателями, подонкам - подонками!

Все те составляющие нормальной жизни, по которой так стосковались люди - свобода, ограниченная совестью, стабильность, безопасность, порядок, уверенность и в своем соседе, и в своей стране - для некоторых обличителей просто-таки нож острый. Они так погрязли в своем давнем "бою с тенью", так увлеклись разоблачением лицемерия Министерства Правды, которое и впрямь бессовестно жонглировало высокими словами, что фактически заняли теперь его место, борясь, по сути дела, не столько с лицемерным использованием высоких материй, сколько с самими высокими материями. Кто бы ни произносил манящие слова - они и его разоблачат, если только произносят их не они сами. Они обязательно объяснят, что совесть - это всепроникающий диктат тайной полиции или церкви, стабильность - это довольство сытого и тупого стада, порядок - это орднунг рейха, любовь к Родине - это шовинизм, чувство национальной исключительности и т. д. Даже простое описание мира, где всем их обличениям нет места, где совесть и есть совесть, стабильность и есть стабильность, а патриотизм и есть патриотизм, не больше и не меньше, они подсознательно воспринимают как обвинение. И реагируют соответственно.

Еще одно объяснение обнаруживается примерно в середине статьи.

"Один их второстепенных персонажей - журналист. Хотя и ордусянин, но суетливый и хлипкий. Все-то бумажками шуршит, через каждое слово - типа да как бы, за сенсациями гоняется, а что к чему - никак не понимает. И если бы не храбрые органы, его, пачкуна чернильного, давно бы уже бандиты ухлопали. Отсюда мораль: чем скакать за сенсациями да пытаться своим слабым умишком постичь суть вещей, сиди спокойно и жди, пока мудрые органы сами тебе все не растолкуют. Потому что они - вездесущи и всемогущи".

Оставим на совести г-жи Вольтской интерпретацию образа журналиста. Кто читал книгу - скорее всего, согласятся с тем, что на самом деле это весьма симпатичный субъект и весьма дельный профессионал. Кто не читал - тоже не страшно, потому что это все не важно, хлипкий он там или нет. Единственный его настоящий грех заключается в том, что журналист этот с готовностью пошел на сотрудничество с органами охраны правопорядка и действительно им очень помог!

Разумеется, ван Зайчику следовало поведать о том, как журналиста, пытающегося донести до населения какую-нибудь тамошнюю горькую истину, избивал и пытал заезжий из центра особист-садист - вот тогда вышла бы художественная правда. А если бы невинно поруганный правдоискатель еще и в Европарламент с жалобою устремился, а фээсбэшники его мечами искромсали по дороге - не исключено, удостоился бы и ван Зайчик похвального слова либеральной критики.