Евгений Николаевич Гаркушев
Анечка
– Пи. Пи. Дзынь. Бум.
Сканер, считывающий информацию с ценников, пищал уныло, занудно. Кассовый аппарат дребезжал. Аня устала и хотела домой. Смена длилась уже десять часов. Отдых – только в небольшие перерывы, когда работу брали на себя другие кассы.
Достать из корзинки продукты. Каждый товар обработать сканером, выбить чек, отложить пустую корзинку в сторону…
– Вы мне двадцать копеек недодали, девушка!
– Извините. Пожалуйста.
– Пи. Пи. Пи. Пи. Дзынь-дзынь. Бум.
– Девяносто шесть рублей семьдесят копеек.
– Вот.
– Сдача, пожалуйста.
– А тридцать копеек?
– Извините. У меня нет. Подождите, пожалуйста.
Старухи вредные. И пятак требуют, из горла рвут. А, может, и не вредные. Пенсия у них маленькая, приходится экономить…
– Я, как попрошайка, возле тебя стоять должна? За тридцать копеек? Ах ты, нахалка молодая! Да подавись ты ими!
Девушка опешила от волны ненависти.
– Зачем вы так? У меня правда нет.
– У, проклятая! Глаза нарисовала, губки подкрасила, коленки напоказ выставила! Чтоб тебе пусто было!
Ане стало обидно до слез. Но он ничего не сказала. Только подумала про себя: "Чтоб тебе самой пусто было".
Старуха вдруг охнула, схватилась за сердце и начала оседать на пол.
Очередь загудела.
– Довели пожилую женщину!
– Эта змея сама на девчонку бросалась!
– Нельзя так о старом человеке, хоть она и неправа была.
– Доктора, доктора скорее!
– Аптечка у вас есть?
– Нитроглицерин ей под язык!
Аня сидела, не шевелясь.
– Что смотришь? – крикнул Ане менеджер Кирилл, подбегая к лежащей на полу старухе. – Закрывай кассу, звони в "скорую".
Медики приехали, когда уже было поздно. Почти час мертвая старуха лежала у кассы, что служило магазину не слишком хорошей рекламой. Потом приехала спецмашина и забрала тело в морг.
– Пять процентов выручки недобрали, – скрипел зубами Кирилл. – Ты что, рубль не могла ей дать?
– Откуда же я знала? – оправдывалась девушка.
Другие кассирши поддерживали ее. Каждому рублей не напасешься.
– Надо было знать, – бушевал Кирилл.
"И все равно вышло не так уж плохо", – отстраненно думала Аня. – "Покупателей меньше. Глаза не так болят".
– Премии лишу, – грозил Кирилл. – Всех нас премии из-за тебя лишат.
– Я здесь при чем?
– Одеваться скромнее надо. Старую ведьму твоя мини-юбка смутила.
"Юбка моя ему не нравится. Чтоб тебя самого из менеджеров выгнали", – отстраненно подумала девушка. – "То меня зажать пытался в темном коридоре, и под эту самую юбку лез, а теперь орет. Известно, как в менеджеры пробился. Глазки хозяйке строил. И, может, не только глазки. Вот бы обломался ты, когда вечером очередной раз к ней пошел… Или муж вас застукал".
На следующее утро магазин облетела новость: Кирилла уволили. На его место назначили Люду Панарину, которая прежде тоже работала кассиром. Дольше всех. Кирилл, по слухам, лежал в больнице с переломом челюсти.
Люда бегала по магазину счастливая. Сверкали гладкие коленки в лайкровых колготках без единой затяжки. Касса Люды пустовала, поэтому оставшимся трем девушкам приходилось работать практически без перерыва.
"Хоть бы ты колготки порвала, что ли", – подумала Аня. – "Начальница".
Не прошло и минуты, как Люда зацепилась за полку, на которой стояли бутылки с вином, разорвала на колене колготки, поранила ногу, да еще и скинула на пол бутылку "Мартини" стоимостью триста двадцать рублей. Бутылка разбилась вдребезги.
Аня испугалась. Даже со стороны видно было, что на ней лица нет.
– Да что ты, дурочка? – испуганно улыбнулась Люда, заметив остекленевший взгляд Ани. – Подумаешь, колготки… И нога заживет. А "Мартини" – на счастье. Ну, отдам зарплату за сегодняшний день. По закупочной цене вермут этот не так много стоит.
– Конечно, – пробормотала Аня. Перевела взгляд на мужика из очереди, заглядывающего маслеными глазками в разрез ее блузки. Вспыхнула. Бросила мысленно:
– Чтоб ты жвачкой своей подавился, животное!
Через пять минут мужика увезли на скорой.
Панарина, подойдя к Ане, аккуратно спросила:
– Может, Анечка, Кирилл был прав? Тебе и правда нужно одеваться скромнее?
– Может быть, – ответила Аня.
Зла не осталось. Было страшно.
В магазине Аня старалась ни о чем ни думать. По дороге домой глядела себе под ноги, боялась поднять глаза.
Дома на полную катушку орал магнитофон. Братик развлекается. И в армию его не берут, и работать не хочет. Только и делает, что музыку слушает.
Читать дальше