– Ну и ладушки, – неожиданно покладисто сказал полковник. – Не будем им ничего колоть… Я тут прозондировал кое-какие возможности – скорее всего, нам дадут воздушное пространство для эксперимента.
Полковник замолчал, потом сказал негромко, как будто сам себе:
– Он думает, что у Конторы не осталось влияния, – а вот тебе, накося!
Пальцы полковника шевельнулись, как будто он хотел сложить кукиш; но показывать его было некому, разве что майору.
– Как они там? – неожиданно спросил Лисицын.
Шевченко пожал плечами:
– Живут. Читают. Телевизор смотрят. Сейчас их поселили вместе, в одном из коттеджей.
– Разговоры прослушивают?
Шевченко поморщился. Заниматься прослушиванием разговоров, даже говорить на эту тему ему было противно. В студенческие годы он относился к Конторе со смесью не очень сильной нелюбви и очень сильной брезгливости. И в связанный с ней НИИ пошел потому лишь, что его соблазнили работой по созданию технических средств, предназначенных как раз для противодействия подслушиванию и подглядыванию. Потом его, конечно, привлекли и к разработке технических средств противоположного назначения, несмотря даже на сильное сопротивление; ну, Контора и не таких уламывала.
– Ничего интересного, так, все о текущих делах – ответил Шевченко.
– Учти, Завадский – тот, а не этот – с помощью довольно простого аппарата нейтрализовал прослушивающую аппаратуру у себя в квартире.
– Этот нейтрализует без всякого аппарата – они просто выходят на улицу.
– Ну, это уже не важно… Значит, так, – подытожил полковник. – В течение двух ближайших дней я окончательно утрясу вопрос с экспериментом. Потом берем машину, едем в Новокаменск, обрадуем этих. И я хочу, Валентин, чтобы ты съездил со мной. Посмотрим вместе на их реакцию.
Когда кассета кончилась и на экране появилась надпись, сообщающая, что фильм снят на пленке Шосткинского объединения "Свема", Марков нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и телевизор переключился на какой-то сериал.
– Ну, и как вам это все, Алексей Иванович? – спросил пилот.
Завадский молча показал пальцем на дверь. Они вышли на крыльцо, Марков достал пачку "Беломора", Завадский – "Явы". Марков щелкнул зажигалкой, они закурили.
Дом, на крыльце которого они стояли, одноэтажный, на две квартиры, был построен в начале семидесятых годов в числе целой улицы таких же, и коттеджами их назвали по незнанию: никто тогда толком не представлял, что такое настоящий коттедж. Вода в них была только холодная, горячая – из газовой водогрейной колонки, душ – через два квартала в городской бане, остальные удобства – в глубине двора.
– Черт, никак не могу привыкнуть к куреву с фильтром. И "Беломор" у них какой-то не такой.
– "Как вам" – вы что имеете в виду, Володя? – спросил Завадский. – Этот фильм?
– Ну, и фильм, и вообще…
– Вообще – интересная эпоха. Кое-какие вещи я даже не мог себе представить… Что интереснее всего – так это названия, которые они дают таким небольшим музыкальным коллективам; они еще их называют группами. Взять хотя бы вот это: "Запрещенные барабанщики".
– А что такого?
– Ну, во-первых, там не только барабанщики. А во-вторых, какие же они запрещенные, если все их совершенно свободно слушают?
– Выпендриваются ребята…
– Или вот еще: "Мумий Тролль". Как вам?
– Тролль – это, кажется из сказок. То ли датских, то ли норвежских.
– А мумий – что такое? Мумия мужского пола?
– Алексей Иванович, я вообще-то имел в виду серьезные вещи!
– Вы знаете, Володя, если судить по передачам радио и телевидения, то это как раз наиболее значимое, что есть в этом обществе. Если же о том, что имели в виду вы… Лисицын нам не верит.
– Не верит, – подтвердил Марков. – А Шевченко, похоже, верит.
– К сожалению, Шевченко майор, а Лисицын – полковник. Наверное, зря я тогда не принял вашего предложения – махнуть на сто лет. В конце концов, бензина в баках осталась еще чертова уйма.
Профессор замолчал. Молчал и пилот, потом неожиданно спросил:
– Алексей Иванович, а вам не кажется, что вообще все это зря?
Профессор внимательно посмотрел на него и сказал:
– Я, похоже, понял, для чего майор дал нам посмотреть именно этот фильм – "Бегство мистера Мак-Кинли".
– Для чего?
– Чтобы внушить нам мысль, что не нужно было бегать в будущее, а надо было честно выполнять в своем времени предназначенную нам роль: унавоживать почву для исторического процесса.
Читать дальше