Сергей Кусков - Кто не верил в дурные пророчества

– Что ты делаешь? – закричали машинистки. – Ты испортил первый экземпляр!

– А, ерунда! Через три минуты высохнет, напечатаете снова прямо поверх этого.

В это время зазвонил телефон: лейтенанта искали и нашли, и звали на свое место. Он ушел, а машинистки не решились печатать "поверх этого". Одна из них взяла новый лист и начала перепечатывать целиком. В это время в машбюро вбежал взмыленный курьер, и как раз за этим постановлением. Ему сказали посидеть и подождать, но он не сидел на месте, а слонялся по машбюро, пока не наткнулся на откорректированный "Штрихом" документ.

– Да вот же оно! – воскликнул курьер, схватил бумаги и убежал так быстро, что никто не успел его остановить.

Так и подписали постановление. Потом, когда обнаружилось, что в первом экземпляре Шерхебеля нет, а в остальных он есть, его убрали из них простой карандашной резинкой: копирка хорошо стирается.

Как бы то ни было, Исаак Яковлевич отбыл свой срок, занимаясь в шарашке радиолокацией, там же защитил докторскую диссертацию, за одну из разработок был включен в список на Государственную премию, затем вычеркнут из него, как недостойный (шпион же!), и вышел на свободу осенью 1963 года. Он узнал, что их шпионский заговор признан не имевшим места быть, и подал заявление на реабилитацию: тринадцать лет ему, конечно, никто не вернет, так хотя бы доброе имя.

Компетентные товарищи неторопливо рассматривали заявление, а пока Шерхебеля подключили к одной экспертизе. В апреле 1964 года в очередной раз активизировалась работа по так называемому "делу ДБР-1", и кому-то пришла в голову умная мысль: выяснить, для чего в действительности была предназначена аппаратура, установленная на самолете Завадским. В качестве эксперта привлекли Шерхебеля, как крупнейшего в стране специалиста по радиолокации.

Руководящую роль в экспертной комиссии играли представители КГБ. Шерхебель был (де-юре) бывший шпион, доверять ему было нельзя, и никак нельзя было давать ему эти материалы. Де-факто он их видел неоднократно, ничего нового из них извлечь не мог, а шпионский заговор, в котором он участвовал, признан, пусть даже в другом документе, не имевшим места в действительности. Из этого сложного положения вышли с присущим КГБ изяществом: документы Шерхебелю все-таки дали, а самому молодому члену комиссии – младшему лейтенанту Лисицыну Е. П. – поручили за ним присматривать.

При первом же разговоре у них случился небольшой, но неприятный конфликт. Когда Шерхебель назвал Лисицына "товарищ младший лейтенант", того передернуло от обращения "товарищ", произнесенного евреем, и он сказал:

– Гражданин младший лейтенант.

– Нет уж, мы не в лагере! – возмутился Шерхебель.

– Ну, Исаак Яковлевич, это не так трудно исправить.

Лисицын блефовал, "исправить" было достаточно трудно, но Шерхебель побледнел. В конце концов они сошлись на том, что будут звать друг друга по имени-отчеству. Так и звали – при почти тридцати годах разницы.

Дальше младшему лейтенанту Лисицыну было неинтересно, ни в физике, ни в электронике он не разбирался, но один из последних разговоров хорошо запомнил.

– Я, конечно, не физик, а радиотехник, – говорил Шерхебель, – но на основе всего того, что знаю, берусь категорически утверждать: если установка изготовлена точно по этим чертежам, она не может быть предназначена для противодействия радиолокации. Или Завадский совершенно не разбирался в вопросе, что я исключаю.

– А для чего же она могла предназначаться? – спросил Лисицын.

– Из известных мне физических процессов – нет, ничего не приходит в голову. Какое-то чудовищное нагромождение… Хотя я, как уже говорил, не физик, могу чего-то не учесть.

– А если дать волю фантазии? – не отставал Лисицын.

– Фантазия – штука скользкая, – заметил Шерхебель. – Вы знаете, сейчас в разной фантастической литературе пишут про параллельные миры и тому подобные вещи. Так вот, если бы меня спросили, для чего предназначена эта установка, и предложили бы на выбор готовые ответы: для защиты от радиолокации или для перехода, скажем, в параллельный мир… Я бы, наверное, скорее выбрал параллельный мир.

Само собой разумеется, экспертиза закончилась ничем. В официальном заключении о параллельных мирах не было ни слова. Младший лейтенант Лисицын к тому времени насмотрелся схем и чертежей самолета, и все это ему до чертиков надоело.

Шел уже ноябрь 1964 года, и Шерхебель понимал, что вопрос о реабилитации сейчас не ко времени.