Филип Фармер: Чаша больше, чем Земля

— Думаешь, у нас получится? — спросил Морфикс.

Билли нежно пропела, закрыв глаза: — Я знаю точно, детка. С тех пор как я попала сюда, я уже это пробовала.

— Да, но если нас накажут?

Билли приоткрыла глаза и сказала презрительно: — Все это лажа, Джонни, детка; не верь этому. Да даже если Они тебя и поймают, оно того стоит. Поверь мне, что стоит.

— Если бы я только знал, что могу натянуть Им нос, — сказал Морфикс. Стоило бы рискнуть только ради этого.

Билли ответила поцелуем. Преодолев отвращение, Морфикс включился в игру. В конце концов, от настоящей женщины Билли отличало сейчас только отсутствие волос на голове.

Они тискали друг друга неистово, почти с отчаянием; старались целоваться взасос. Неожиданно Морфикс оттолкнул от себя Билли.

— Это хуже, чем ничего, — задыхаясь, сказал он. — Я думал, я хоть что-нибудь почувствую, а на самом деле — ничего. Бесполезно. Отвратительное ощущение.

Билли опять потянулась к нему.

— Не сдавайся так легко, мой сладкий, — говорила она. — Рим тоже не один день строился. Поверь мне, у тебя получится. Надо только захотеть.

— Нет уж, с меня хватит, — сказал Морфикс. — Может быть, если бы ты хоть немного походила на женщину, а не на мое зеркальное отражение. Вот тогда… да нет, все равно не вышло бы ничего хорошего. Во мне просто не предусмотрено этой функции; да и в тебе тоже. Они знали, где наше больное место.

Билли скривилась; с ее лица исчезли последние следы улыбки.

— Ах, больное место! — взвизгнула она. — Должна тебе сказать, Импотент, что, если у тебя не хватает силенок на то, чтобы быть мужчиной со мной, ты можешь реализовать себя, только причиняя кому-нибудь боль! Это почти все, что тебе осталось!

— Что ты имеешь в виду? — не понял Морфикс.

Билли долго и громко смеялась. Справившись с приступом хохота, она сказала:

— Знаешь, в том, что с виду все одинаковы, есть свои преимущества. Никто ведь не знает, кто ты на самом деле. И каким ты был на Земле. Ладно, скажу тебе правду: я был мужчиной!

Морфикс не смог выговорить ни слова. Его кулаки сжались.

Он стал наступать на Билли.

Но так ее… или его? — и не ударил.

Вместо этого он сказал, улыбаясь: — Мне тоже надо кое-что тебе сказать. По-настоящему меня зовут Жуанита.

Билли побледнела, потом стала красной.

— Ты… ах ты…

Следующие несколько дней Морфикс по четыре часа каждое утро работал на строительстве новых домов. Работа была нетрудной. Стены и панели для крыш привозили на латуннйх повозках, в которые были впряжены граждане. Под руководствoм прораба рабочие возводили стены, укрепляя их нижнюю часть на латунном основании города при помощи быстросохнущего клея, а потом скрепляли стены между собой, намазывая клеем, фиолетовые полоски по углам панелей.

В один прекрасный день, когда он уже успел набраться опыта, пришел его черед быть прорабом. В тот день он спросил одного гражданина, откуда берется материал для строительства домов, резина и клей.

— И где растет то, из чего делают пищу?

Гражданин оглянулся кругом, чтобы убедиться, что их никто не слышит.

— По-видимому, необработанные листы латуни и резина происходят из слепого конца этой вселенной, — сказал он. — Все это непрерывно воспроизводится, вытекает, как лава из вулкана.

— Как такое может быть? — спросил Морфикс.

Гражданин пожал плечами:

— Почем мне знать? В одной из онтологических теорий Известно-Откуда, если ты помнишь, предполагается, что материя непрерывно создается из ничего. Ну вот, значит, из ничего может получиться, например, водород. А латунно-резиновая лава чем хуже?

— Но в латуни и резине составные части или элементы упорядочены!

— И что с того? Они расположены в соответствии с законами этой вселенной.

— А как же пища?

— Ее привозят на специальном лифте снизу. Там, гражданин, живут крестьяне, которые выращивают хлеб и разводят некоторые породы скота и птицу.

— Вот это здорово! — сказал Морфикс. — А нельзя ли как нибудь перевестись туда, вниз? Я бы хотел работать на земле. Там, наверное, гораздо интереснее, чем здесь.

— Если бы тебя распределили в крестьяне, ты бы уже давно работал внизу, — ответил ему гражданин. — Нет, ты, братец, горожанин, им и останешься. Ты сам предопределил это своей жизнью Известно-Где.

— У меня были кое-какие обязательства, — сказал Морфикс. — Как ты думаешь, можно ими пренебречь?

— Я уже ни на что не надеюсь, только на то, что в один прекрасный день покину это место.