Филип Фармер - Последний дар времени

— Ты считаешь, что его отравил Грибердсон?

— Нет. Мойше не стремился попасть в прошлое. Он был слишком стар, болен и не имел нужных специальностей. У него был рак в одной из немногих неизлечимых форм. Вскоре, как тебе известно, он умер. Он надеялся, что доживет до возвращения экспедиции. Это была его самая заветная мечта, и она не осуществилась.

— «Моисей перед землей обетованной», — шутил он, когда чувствовал себя сносно. Это случалось не часто. Но Грибердсон его тревожил. Он не мог понять, какие цели преследует этот человек. Вскоре исчез де Лонгорс, и Мойше был убежден, что Грибердсон и здесь приложил руку. Но жить ему оставалось недолго, а потому он не стал принимать мер, которые могли бы задержать экспедицию. Для него несколько дней отсрочки могли означать смерть перед стартом. Впрочем, так и случилось, он умер перед самым отправлением. Итак, де Лонгорс рассказал мне эту историю и просил меня никому не говорить о ней. Я сдержал слово, но не спускаю глаз с Грибердсона, и после возвращения расскажу обо всем. Конечно, я обещал де Лонгорсу молчать, но при этом чувствовал себя идиотом. Слишком уж фантастично все выглядело. Или так мне тогда казалось. Но теперь я думаю по другому. И когда я вернусь…

— Тебе по-прежнему будет нечего рассказать, — договорила за него Речел. — Более того, ты был психически болен, и рассказ твой может повредить тебе даже больше, чем Грибердсону.

— Ты считаешь это чепухой?

— Нет, не считаю. То, о чем догадывались Мойше и Лонгорс, скорее всем правда. Но что мы должны сделать? Кроме того, я не верю, что Джон способен совершить что-то плохое.

— Это потому, что ты все еще влюблена в него.

— Может быть.

Драммонд побледнел и сжал кулаки.

Сквозь его стиснутые зубы вырвались непонятные звуки.

— Драммонд! — закричала Речел. — Не надо! Я не смогу тебе помочь! Прошу тебя, не впадай в безумие! Имей смелость смотреть правде в глаза!

Казалось слова Речел подействовали на Силверстейна отрезвляюще.

Он разжал кулаки, расслабился и тяжело выдохнул:

— Хорошо. Я попытаюсь. Но я хочу…

— Там Роберт, — сказал она, глядя поверх плеча Драммонда. — Он встревожен. Боюсь, что с Джоном что-то случилось.

Она бросилась навстречу фон Биллману.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал тот. — Ламинак заболела.

Девочка лежала в шатре на шкурах. Амага и Абинал сидели на корточках рядом. Раскрашенного Гламуга с погремушками возле больной не было. Он охотился, может быть, всего лишь в нескольких милях от стойбища. Дичь в те дни часто бродила неподалеку от жилья.

У Ламинак была сухая, горячая кожа, девочка вся горела. Она оглядела мутным взором ученых, склонившихся над ней, и прошептала:

— Курик?

— Его еще нет, но он скоро вернется, — сказала Речел.

Она подержала в руках ладонь девочки, затем приподняла ей голову и дала напиться из фляги.

Фон Биллман и Речел взяли на анализ слюну и кровь больной. Фон Биллман вместе с данными осмотра поместил все это в портативный анализатор, способный обнаружить любую бактерию или вирус, известные в двадцать первом веке, и интерпретировать симптомы любой болезни.

Через пятнадцать минут анализатор выдал на ленте ответ:

«БОЛЕЗНЬ НЕИЗВЕСТНА. ВЕРОЯТНО ПСИХОСОМАТИЧЕСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ».

Вскоре температура у девочки поднялась еще выше. Воду она пила, но к еде не прикасалась. Вечером началась горячка, Ламинак бредила и стонала.

Тем, кто дежурил около нее, удалось разобрать только одно слово Курик.

— С тех пор, как ушел Курик, дочь стала чахнуть, — сказала Амага, но когда ему пришло время возвращаться, снова ожила. Шли дни, он не появился, и она заболела. Прошлой ночью начался жар, и если Курик не вернется, она умрет. Ему надо спешить.

— Не могу поверить, что лишь тоска по Джону стала причиной ее болезни, — сказала Речел.

— Это племя знает легенды о женщинах и мужчинах, которые убивали себя тоской по своим утраченным или слишком долго отсутствовавшим любимым, возразил фон Биллман. — Механизм этого явления, верно, психический, но действует он уж слишком эффективно.

— Нам неизвестна причина болезни, — сказала Речел.

— Да. Но я предпочту это объяснение, покуда мы не найдем другого.

Речел осталась с Ламинак даже тогда, когда вернулся Гламуг и принялся за лечение, наполнив стойбище воплями, песнопениями, грохотом погремушек, ревом бычьего рога и неожиданными взвизгами. Она делала все возможное, чтобы помочь девочке и не оказаться у Шамана на пути. Кроме того, она следила за развитием болезни.