Гарри Гаррисон - Подвиньтесь! Подвиньтесь!

— Слушаюсь, сэр, — сказал Энди.

Хорошенькое право. Он пробудет здесь до восхода солнца.

Дождь, шедший последние три дня, сменился снегом. Огромные снежинки бесшумно падали в конусах света под фонарями на Двадцать третьей улице. Пешеходов было немного, но по-прежнему темные фигуры жались к колоннам, поддерживающим экспресс-линию. Большинство ночующих на улицах нашли себе убежище от непогоды, но их невидимое присутствие, как и остальных жителей города, было почти ощутимым. В каждом доме жили сотни людей, их темные силуэты мелькали в подъездах и окнах. Энди наклонил голову, чтобы снег не летел в лицо, и побежал. Но быстро запыхался и пошел медленнее.

Ширли не хотела, чтобы он уходил этим утром, но он не мог остаться. Солу лучше не становилось; не становилось ему и хуже. Так было последние три дня. Энди хотелось остаться с ним, помочь Ширли, но выбора у него не было. Он должен был идти на дежурство. Она этого не понимала, и они чуть не поссорились — шепотом, чтобы не услышал Сол. Энди надеялся вернуться пораньше, но обстоятельства распорядились иначе. Он мог лишь забежать на несколько минут, поговорить с ними обоими, узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь. Он знал, что Ширли нелегко быть одной с больным старым человеком, — но что было делать?

В коридоре из-за дверей раздавались музыка и звуки телевизионных передач, а в его квартире царила тишина. У него вдруг возникло дурное предчувствие, Он отпер дверь и тихо ее отворил. В комнате было темно.

— Ширли? — прошептал он. — Сол? Ответа не последовало, и тишина вдруг страшно поразила его. Где учащенное, хриплое дыхание, наполнявшее раньше комнату? Зажужжал его фонарик, луч света пересек комнату и уткнулся в кровать, в неподвижное, бледное лицо Сола. Казалось, он тихо спит, но Энди знал — еще до того, как коснулся кончиками пальцев, — что Сол мертв.

О Боже! — подумал он. Она была с ним одна, в темноте, когда он умирал.

И тут он услышал тихие, душераздирающие рыдания, раздававшиеся из-за перегородки.

— Я не хочу больше об этом слышать! — заорал Билли, но Питер продолжал говорить, словно Билли тут вообще не было:

— «…И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля исчезли, и моря уже нет». Так написано в Книге откровений; если мы ищем истину, она там. Откровение нам, мимолетный взгляд в завтра…

— Заткнись!!!

Никакого воздействия это не оказало, и монотонный голос упорно продолжал звучать на фоне ветра, завывающего вокруг старой машины и проникающего во все щели и трещины. Билли натянул на голову пыльное одеяло, но это не помогло, к тому же стало трудно дышать. Билли опустил одеяло до подбородка и уставился в серый сумрак внутри машины, пытаясь не обращать внимания на бормотание человека рядом. Передние кресла и заднее сиденье были сняты, и седан превратился в одну, не слишком просторную комнату. Они спали бок о бок на полу, покрытом обрывками теплоизоляции, ватина и поролона. Неожиданно Билли почувствовал сильный запах йода и дыма, когда ветер задул по дымовой трубе и перемешал пепел в желобе, который они использовали в качестве печки. Последний кусок морского угля сожгли неделю назад.

Билли уснул и спал до тех пор, пока нудный голос Питера не разбудил его вновь. Теперь Билли был уверен, что его компаньон лишился рассудка, поскольку разговаривал сам с собой. Билли чувствовал, что задыхается в этих тесных стенах, в этой пыли, в этих бессмысленных словах, которые наполняли всю машину и давили на него. Встав на колени, он повернул ручку и немного опустил заднее стекло. Он прильнул к щели, жадно дыша холодным свежим воздухом. Что-то холодное коснулось его губ. Он наклонил голову, чтобы выглянуть в щель, и увидел белые парящие снежинки.

— Я выйду, — сказал он, закрыв окно, но Питер сделал вид, что не слышит. Я выйду. Здесь воняет.

Он взял пончо, сделанное из синтетического покрытия, срезанного с переднего сидения «бьюика», просунул голову в отверстие и закутался. Когда он открыл заднюю дверь, в машину влетел снежный вихрь.

— Здесь воняет, и ты воняешь… и, по-моему, ты придурок.

Билли вылез из машины и с силой хлопнул дверью.

Падая на землю, снег таял, а. на крышах автомобилей лежал толстым слоем. Билли собрал горсть снега с капота машины и положил в рот. В темноте не было заметно никакого движения, с тихим шелестом падали снежинки, ночь была безмолвна. Пробравшись мимо покрытых белыми саванами машин, Билли вышел на Канал-стрит и повернул на запад к Гудзону. Улица была на удивление пустынна, должно быть, было уже очень поздно. И шорох колес какого-то запоздалого велотакси, проехавшего мимо Билли и скрывшегося во мраке, еще долго звучал в ночи.