Гарри Гаррисон - Подвиньтесь! Подвиньтесь!

Яростный вой заглушил говорившего. Старики подались вперед в едином порыве. Когда их вопли стихли, вновь стали слышны слова оратора Ривза:

— …Люди… успокойтесь… Я лишь хочу вам сказать… я не осуждаю ваше негодование, но сейчас не время… Капитан объяснил мне положение вещей, и я вижу отсюда, что это не имеет ничего общего с нашим митингом. Какие-то беспорядки на Четырнадцатой улице… Нет!.. Не ходите туда, от этого будет только хуже, там полиция, она не даст вам пройти. Я вижу, что сюда двигаются отряды специального назначения, и полиция намерена применить летающую проволоку…

Толпа вздрогнула, движение обратилось вспять, и люди стали уходить с Юнион-сквер, подальше от Четырнадцатой улицы. Старики отлично знали, что такое летающая проволока.

Энди пробрался за трибуну, где людей было меньше, и, увидев, что Четырнадцатая улица забита бурлящей толпой, не мешкая направился туда. Край площади был оцеплен полицейскими, расчистившими место у парка. Ближайший из них поднял дубинку и заорал:

— Держись подальше, парень, а то нарвешься на неприятности!

Энди показал ему бляху. Он кивнул и отвернулся.

— В чем дело? — спросил Энди.

— Крутая буча заваривается, а то и еще чего хуже… Вали отсюда! — Он ударил дубинкой по по ребрику, и лысый мужчина на алюминиевых костылях остановился и, поколебавшись, свернул в парк. — Клейн как обычно устроил рекламную распродажу. Они вывесили в витринах плакаты, как и раньше делали без всяких неприятностей. Но на этот раз он получил партию соево-чечевичных бифштексов… — Он повысил голос, чтобы перекричать шум двух приближавшихся бело-зеленых вертолетов. — Одна дурища затарилась и прямо за ближайшим углом нарвалась на телерепортеров, которым все и выболтала. Теперь люди валом валят со всех сторон, а половина улиц, по-моему, не перекрыта. С этой стороны мы хоть проволоку натянули.

Энди нацепил бляху на карман рубашки и принялся вместе с полицейскими отгонять толпу. Толпа не сопротивлялась. Люди поднимали головы и от резких хлопков вертолетных винтов шарахались прочь. Вертолеты снизились, и из их утроб посыпались мотки проволоки. Ржавые мотки колючей проволоки ударялись о землю, скрепляющие скобы разрывались.

Это была не просто колючая проволока. Ее закаленная сердцевина обладала памятью: металл, независимо от того, как его скрутить и согнуть, возвращал себе первоначальную форму, как только исчезали внешние напряжения. Если обычная проволока легла бы спутанной кучей, эта стремилась обрести исходную форму, шевелясь, словно слепой зверь, разворачиваясь и растягиваясь вдоль улицы. Полицейские в толстых рукавицах ухватились за ее концы и положили ее в нужном направлении, чтобы посреди улицы образовался барьер. Две раскручивающиеся спирали столкнулись и вступили в бессмысленную схватку, взмывая в воздух, падая и сплетаясь в извивающийся клубок. Когда Последний участок проволоки замер, поперек улицы высилась стена колючей проволоки высотой и толщиной в метр.

Но беспорядки на этом не кончились. Люди по-прежнему прорывались с юга по улицам, еще не перекрытым проволокой. Поднялся крик, началась свалка. Проволока могла остановить нашествие, но, чтобы ее установить, надо было расчистить для этого место. Полицейские метались перед толпой взад-вперед, а над головами людей, словно рассерженные пчелы, жужжали вертолеты.

Раздался оглушительный треск, за ним послышался визг. Толпа высадила одну из витрин в магазине Клейна, и люди упали прямо на торчащие осколки стекла. Потекла кровь, кто-то застонал. Энди пробился к витрине. На него налетела какая-то женщина с выпученными глазами; из ее рассеченного лба хлестала кровь. Энди прижали к самому окну, и сквозь крики он услышал трель полицейского свистка. Люди лезли в разбитую витрину, топча истекавших кровью раненых, и хватали коробки. Это был склад продовольственного отдела. Энди закричал, но в реве толпы едва услышал собственный голос. Он схватил мужчину, который с охапкой пакетов пытался выбраться из окна, но не смог его удержать. Зато другие смогли, и мужчина рухнул под напором жадных рук, теряя коробки.

— Стоять! — заорал Энди. — Стоять!

Это было бесполезное занятие, словно в каком-то кошмаре. Из окна вылез худенький парнишка-китаец в шортах и залатанной рубашке, прижимавший к груди коробку с соево-чечевичными бифштексами. Энди беспомощно протянул руки. Мальчик посмотрел на него невидящими глазами, отвернулся, согнулся пополам, прикрывая добычу, и начал вдоль стены ужом выбираться из толпы. Мелькнули ноги с напряженными мышцами, ступни наполовину вылезали из сандалий с подошвой, сделанной из автопокрышки. Он исчез, и Энди сразу забыл о нем, как только пробился к разбитому окну и встал плечом к плечу с полицейским в разорванной рубашке, который чуть раньше добрался до витрины. Полицейский молотил дубинкой по тянувшимся рукам.