Алекс Рудер - Генетический дефект

— Что? — спросил Матью почти шепотом, почувствовав ее легкое движение.

Кэрол, не глядя на него, протянула трубку одним коротким движением. Мать Кэрол еще раз повторила ему, что отец час назад поскользнулся на ступеньках у входа в дом и ударился головой о поручень. Мать звонила из приемного покоя. Позже выяснилось, что все обошлось, и сотрясение мозга прошло бесследно, но Матью навсегда запомнил остановившееся лицо Кэрол. Она как-бы окаменела, превратилась в манекен на три дня и не произносила ни слова за все это время. С тех пор Кэрол ни разу не играла с солнечным зайчиком. Игра кончилась второй раз и fireer.

Через несколько лет Матью практически забыл об этой странной игре, но этим утром все с ней связанное вдруг пробежало за те минуты, пока солнечный зайчик не коснулся левого края картины.

Кэрол не пошевелилась. Матью встал, накинул халат и, сделав несколько шагов к двери, обернулся и посмотрел на нее. Кэрол лежала на спине неподвижно. Ее глаза были широко открыты, но это был совершенно застывший, ничего не видящий взгляд.

Кэрол не видела ни картины, ни Матью, ни единого из окружающих ее предметов.

Матью плотно закрыл за собой дверь спальни, глубоко вздохнул и направился в кабинет. Взяв со стола PTPIC, он вставил его в специальный карман их домашнего терминала и вызвал просмотр утренней электронной почты.

Компьютер ответил предостерегающей трелью. Как утверждал Сэм, школьный приятель Матью, эта трель в незапамятные времена издавалась одной из первых антивирусных программ при обнаружении подозрительного объекта. Сэм откопал ее во время одной из своих постоянных экскурсий в старые компьютерные архивы. Он был настоящим фриком и любил говорить, что современными средствами может написать недурную программу даже самый последний дебил. Преклоняясь перед первым поколением программистов, умудрявшихся программировать, как говаривал Сэм, на счетах, он сам находился в постоянном поиске старых забытых идей, не нашедших когда-то применения из-за бедности средств. Откопав этот душераздирающий звук, Сэм, шутки ради, отправил его в INSC, объявившую некстати конкурс на лучшее звуковое предупреждение о сообщении особой важности. Фото ехидно усмехающегося Сэма появилось в JINSC, а самому ему был выдан почетный диплом. Диплом занял свое место в Сэмовой коллекции, а его репертуар пополнился новой байкой. “Особо важное, строго персональное сообщение”,- гласила надпись на экране, — адресат: Матью Фрэнки. Матью автоматически нажал «ввод». Компьютер снова издал противный звук, после чего на экране появилась следующая надпись: “Дактилоскопическая идентификация, пожалуйста”. Матью вздрогнул. Это было последнее, чего он мог ожидать. Поколебавшись секунду, Матью протянул руку, медленно положил ее на поверхность сканнера и слегка прижал.

Матью несколько раз проходил ДИ, и каждый раз это было по вполне обычным и официальным поводам. В восемнадцать лет, когда он впервые пришел в местное отделение INSC, чтобы получить свой первый PTPIC, первый же встретившийся ему клерк проводил его к начальнику отделения и, хлопнув по плечу, исчез. Начальник, вынув из сейфа новенький PTPIC, проводил юношу в соседнюю комнату, в которой стоял один единственный терминал. Вставив PTPIC в предназначенный для него карман, начальник напыщенно пожелал Матью успехов и тоже хлопнув по плечу, удалился. Матью покоробило, — это было неслыханное нарушение всех возможных приличий. Через несколько лет, получив диплом компьютерного биохимика и поступив на работу в BGTI он понял, что там, где начинается INSC, кончаются права личности, и тем более он не принадлежал себе в BGTI. Матью давно забыл все те идиотские вопросы, на добрую сотню которых он ответил, получая свой первый PTPIC, но в самом конце на экране появилась та же фраза: “Дактилоскопическая идентификация, пожалуйста”, под которой следовала инструкция о пользовании сканнером.

После той, самой первой ДИ, последовало еще несколько: при поступлении в университет, при открытии специального банковского счета, при подписании нескольких контрактов, где, как он думал, ДИ была только пустым требованием адвокатов, и, конечно, при поступлении на работу в BGTI. Никогда в жизни Матью не получал сообщений электронной почты, требовавших дактилоскопической идентификации. Даже на работе, имея практически неограниченный доступ к информационным базам, он ограничивался своим личным кодом.

— Матью, извините за неудобство, — компьютер сменил гнев на милость, и Матью снял руку со сканнера.