Исай Лукодьянов - Щит Нетона

А вслух сказал:

- Это хорошо, что ты помнишь о карающей руке Нетона. Известно ли тебе, где бунтовщики прячут самозванца?

- Как не знать, Ослепительный! В загородном доме твоего придворного поэта.

- В доме Сапрония? - Павлидий задумался. - Вот что. Если ты окажешь мне услугу - будешь щедро награжден.

- Сочту за счастье, Ослепительный, исполнить твою волю.

- Так вот. Сегодня ночью ты должен проникнуть в этот дом…

- Не утруждай себя, Ослепительный. Я все понял, - сказал Козел, сладко улыбаясь.

Был ли Молчун истинным царем Тартесса, Горгий не очень задумывался над этим. Просто Эхиар был последней надеждой для Горгия. Если старик и в самом деле сядет на трон Тартесса, то он, Горгий, спасен. Они с Диомедом смогут безбоязненно жить на воле и ожидать удобного случая для возвращения в Фокею. Не век же будет продолжаться война с Карфагеном. Надо полагать, царь Эхиар велит вернуть ему, Горгию, корабль. Да, это будет первое, о чем он попросит царя…

Поначалу все шло хорошо. Но потом богам стало угодно даровать военную удачу Павлидию. И вот Горгия и Диомеда - обоих - Ретобон определил в охрану Эхиара. Хоть то хорошо, что не надо драться там, у повозок. Не любил Горгий махать копьем - не купеческое это дело. Что до Диомеда хоть и задиристый он, да теперь, с отбитыми внутренностями, какой из него вояка, с каждым днем слабеет…

В доме Сапрония все носило следы поспешного бегства хозяина и бесчинств дворовой челяди, оставшейся без надзора. Из ларей и сундуков все было повытаскано, разбросано по комнатам. В пиршественном зале дорогие скатерти залиты вином, пол загажен, со скамей содраны узорные ткани. Кошек кто-то выпустил на волю, они точили когти о деревья во внутреннем дворе.

Кое-кто из сапрониевых рабов попросил оружие, примкнул к повстанцам, защищавшим лагерь. Но десяток рабов-музыкантов, как только уехал Сапроний, вытащили из погреба господское вино и пили до тех пор, пока оно не пошло из них обратно. Перепуганные танцовщицы заперлись, затаились. Пьяные музыканты, шляясь по дому, обнаружили их убежище, стали с хохотом ломиться. Женщины подняли такой визг,- что у коновязей тревожно заржали, забили копытами лошади. Дверь затрещала, рухнула. На шум прибежали воины из охраны Эхиара, с ними и Горгий.

Так-то и свели снова всемогущие боги Горгия с Астурдой. Без разбора тыча древком копья в пьяные лица и потные тела, Горгий проложил себе дорогу, вывел Астурду во двор.

Как бы не веря своим глазам, Астурда провела ладонью по щеке Горгия. Он поймал ее руку, задержал - и тогда она несмело улыбнулась сквозь невысохшие слезы.

- Ты поседел, - сказала она. - Я слышала, в городе говорили про тебя плохое.

- А ты и поверила? - усмехнулся Горгий.

- Я плакала. Боялась, не увижу тебя больше. Ты свободен? Бежал с рудников?

Она засыпала его вопросами, а он не знал толком, что ответить. Вроде бы свободен, а далеко не уйдешь. Потом она принялась рассказывать про свое племя, про кочевую жизнь на приволье.

Горгий пытался объяснить ей, что идет война и сейчас никуда из окруженного лагеря не уйти. Но разве что втолкуешь перепуганной женщине?

Он взял ее за руку и повел во внутренние покои. Им навстречу выскочил Диомед. Прищурился на Астурду, сказал:

- Где тебя носит, хозяин? Иди скорее, с Молчуном неладно.

Эхиар смеялся. Он сидел на груде мягких подстилок в спальне Сапрония, раскачиваясь из стороны в сторону, и слезы текли по его щекам, по спутанной бороде. Смеялся, тряс головой, а глаза у него были тусклые, мертвые. Нехороший это был смех. Хоть и не работал он на руднике голубого серебра, но много лет подряд выплавлял его по крупицам из очищенной руды, и горные духи, видно, настигли Эхиара здесь, вдали от его потайного горна.

Горгий поцокал языком, сказал:

- Принеси воды.

Астурда выбежала во двор, к бассейну, вернулась с кувшином. Эхиар вертел головой, вода не попадала ему в рот, лилась на белую одежду.

Астурда опустилась на колени, гладила его по голове, как ребенка, приговаривала что-то ласковое. И понемногу старик успокоился, взгляд его, устремленный на женщину, прояснился. Смех перешел в икоту, потом Эхиар повалился на подстилки, затих. Дыхание его было хриплым, прерывистым.

- Кто этот дедушка? - спросила Астурда. - Что с ним?

- Веселая болезнь…

Со двора донесся сердитый голос Ретобона - он распекал рабов за бесчинства, угрожал кому-то плетьми. Тяжелые шаги, звон оружия - Ретобон, сопровождаемый помощниками, вошел в спальню. Его худое лицо помрачнело, когда Горгий рассказал о болезни Эхиара.